Пьер Ясенев - Зачистка

Выбежав на улицу, они вспомнили, что очень поторопились и забыли совсем взять с собой главное – деньги, это их и заставило вернуться назад. И уже нигде не задерживаясь, пошли в комнату с личными шкафчиками. Захватив с собой необходимое, они вышли в коридор, где уже перед теликом сидели несколько ребят.

– Насть, чего там показывают? – спросил заинтересованно Синицын у знакомой девчонки, к которой питал особые чувства.

– Муть всякую. Говорят по новостям, что на улицах городов появились троллейбусы-призраки. – не отрываясь от телевизора, ответила Настька.

– Насть, а Насть, пойдём с нами в кафешку? – заманчиво предложил Серёжка.

Алексей обеспокоенно покосился на Сергея, шепнув:

– Серёг, а нам денег хватит?

– Хватит. – также шёпотом ответил Серёжка.

– Ты меня приглашаешь? – кокетливо переспросила Настька.

– Да. Только возьми подружку для Лёхи. – ответил Синицын, улыбаясь Насте.

Настька радостно взвизгнула и, выскочив из кресла, побежала в спальню для девочек. Через секунды три из спальни выскочили уже Настька и Юлька, и они тоже помчались в комнату со шкафчиками. Из неё они выбежали так же быстро, как из спальни, только были не одеты, а просто в руках держали косметички.

– Мы быстро! – сказала Настька.

И две девчонки помчались в туалет к зеркалу краситься.

Серёжка, глядя на них, тихо констатировал:

– Бабы, что с них взять?

И предложил Алексею:

– Давай телик посмотрим, пока эти блондинки будут краситься и одеваться?

– А давай. – ответил Алексей.

Он не ожидал, что с Настей пойдёт Юлька, его давняя любовь. И как ни странно – это обстоятельство приподняло его настроение ещё на пару градусов.

А по телевизору шли новости, и с экрана вещала очередная ведущая новостей:

– Сегодня в Москве на Севастопольском шоссе в семь часов утра был замечен ранними прохожими и водителями странный транспорт, похожий на троллейбус. Одному из прохожих удалось заснять его, и мы вам сейчас покажем эти кадры.

На экране появилась часть дороги, по которой проезжали редкие в это время машины. Камера не двигалась, и можно было только слышать, как идёт тихий комментарий снимавшего.

– Мороз сегодня крепкий, дорога вся во льду. Водитель по ней поедет. Скользить будет на ходу. А я это засниму.

– Очередной любитель ютуба снимает, ждёт сенсации. – подумал Алексей, вслушиваясь в эту болтовню.

Внезапно камера метнулась в сторону, и в кадр попал странный транспорт. Выглядел он, действительно, как троллейбус, но это первое, что могло прийти в голову, глядя на это чудо машиностроения. Острый нос, как у корабля, две щели окон, словно, как у бронетранспортёра, снизу под ними два отверстия, похожих на торпедные установки, но поражали больше всего две обрезанные палки, как будто это был когда-то обычный троллейбус, и ему обрезали контактные штанги, навешав на каркас броню. Камера снимающего была явно с низким разрешением, но больше всего бросалось в глаза, что этот троллейбус был эфирным. Через него просвечивалась другая сторона дороги, по которой проезжали встречные машины. Троллейбус величаво проехал мимо снимающего, подставив для камеры свой борт. Бортовые стёкла оказались обычными, как у современных троллейбусов, но какие-то мутные, и что там за ними творилось, разобрать было трудно. Проехав мимо, он подставил свою корму, которая практически ничем не отличалась от носа. Минут через десять он скрылся за деревьями парковой зоны, исчезнув из поля зрения камерного объектива, и за кадром раздалось:

– Пи-ип, что за пи-ип, во… пи-ип, все на пи-ип рухнут.

Кадр сменился, и ведущая новостей продолжила:

– Такие странные троллейбусы были замечены не только в Российских городах, но и по всем городам мира.

Дальше телеведущую слушать не стали, потому что подошли девчонки, которые в унисон проговорили:

– Мальчики, а это мы. Мы готовы.

– Ну, если готовы, то пошли. – бодро ответил Серёжка, взяв Настькину руку. Та засмущалась, но руку убирать не стала. Алексей с Юлькой пошли рядом друг с другом, чуть-чуть отстав от пары Серёги и Насти.

У Серёги оказалось пять тысяч рублей, поэтому в кафе шиканули по полной: набрали разных вкусностей – булок с котлетами, мороженое и имеющиеся в наличие вкусных соков. После знатного, можно сказать, пиршества пошли в кино на вечерний сеанс и там, закупив воздушной кукурузы, поторопились на свои места. А так как в зале народа оказалось мало, они решили занять удобные кресла на последнем ряду. Спокойно усевшись, принялись ждать начало сеанса. И как только погас свет, после короткой рекламы начался фильм. Ребята ожидали необыкновенно потрясающий сюжет картины, но на экране показывали, по их мнению, очередную голливудскую галиматью, от которой некоторые люди из зала под впечатлением издавали разные звуки, начиная от восторга и заканчивая возгласами ужаса. Где-то уже с середины киноленты интерес у Лёхи совсем пропал, и он всё чаще стал поглядывать на Юльку, отпуская всякие шутки насчёт всего происходящего вокруг. Серёжка с Настькой на фильм уже давно не обращали никакого внимания, потому что были заняты поцелуями. Алексей с Юлей, сблизившись ещё в кафе, сперва стеснялись, а потом решили не отставать от приятного занятия для «сладкой парочки» и принялись за тоже самое, что и Серёжка с Настькой. Лёха, целуясь с Юлькой, позабыл даже о своей любви и ревности к Ирине Витальевне. Ему в это мгновение казалось, что он заново родился. Их роман с Юлькой в младших классах не дал положительных результатов тогда, и они быстро расстались друг с другом. Зато сейчас самый страстный поцелуй помог на остатках прошлой симпатии вспыхнуть новым пламенем, заставив молодых взглянуть друг на друга совсем по-другому. Из кино Алексей и Юлька возвращались довольные. Снежок хрустел под их ногами, и они мечтали вместе о взрослой жизни друг с другом. В этот вечер амур соединил подростков, обрушив в их сердца град любовных стрел. Возле школы Серёжка с Настькой и Алексей с Юлькой снова стали целоваться, пытаясь закрепить незабываемый для всех приятный вечер, а потом началось… В школу попали не сразу. Охранник у главного входа то ли уснул, то ли решил поиздеваться над молодыми, подойдя к двери через полчаса. Долго всматривался, кто мог побеспокоить его в такой поздний час, а потом, лишь признав Синицина с Мухиным, медленно стал отпирать входную дверь. Зайдя в школу, им пришлось поменять обувь на сменную, после чего они сразу же попали в «лапы» старшего дежурного воспитателя – Татьяны Аркадьевны, которую все интернатовцы между собой прозвали «надзирательницей». Танька, так её негласно, между собой, звали ученики, разгневанная их опозданием, завела весёлую четвёрку в кабинет и принялась на повышенных тонах их отчитывать. Вина ребят состояла лишь в том, что они слишком поздно вернулись, но сейчас им предстояло выдержать весь натиск злости и негодования этой недовольной фурии. Весёлое настроение ребят моментально поменялось на противоположное после первых же наставлений престарелой воспитательницы. Серёжка попытался было успокоить эту разъярённую в возрасте женщину, но сразу понял, что его попытка была напрасной, и сделал он это даже зря: та, сузив глаза, словно змея, стала выдавать такие словесные террады, что лучше бы она плевалась ядом, от этого было бы намного легче всем. После такого позора и унижения даже её угроза о том, что их вышвырнут на улицу «в чём мать родила», была самой невинной из всей обвинительной речи Татьяны Аркадьевны. Девочек она «чихвостила» недолго и отпустила, практически, сразу. А на пацанах – оторвалась, просто, по полной. Настька с Юлькой сперва решили ждать своих кавалеров, но через пятнадцать минут не выдержали и ушли к себе, в женскую спальню. Серёжка с Алексеем в мужскую спальню попали где-то к часу ночи. Остальные ребята уже спали, поэтому к своим койкам они пробирались тихонечко. Синицын хоть и был подавлен свирепым натиском и выговором Татьяны Аркадьевны, но уснул сразу, забыв даже о том, что злая воспитательница пообещала ему испортить, ко всему прочему, аттестат, и когда он, очень расстроенный этим, шёл с Алексеем до спальни, стенал об этом, жалуясь своему другу. Алексей прекрасно понимал его состояние, поэтому успокаивал своего друга, как только мог. Сам Лёха же, наоборот, был на своей волне и счастлив от потрясающе проведённого времени, даже не взирая на угрозы надзирательницы отчислить его. Он уснул чуть позже, чем Синицын, зато с умилённой улыбкой мечтателя, и совсем не думая о том, что будет завтра. Ему уже было всё «по барабану»: отчислят его или разденут до самого гола перед всей школой.