Сергей Беляев - Властелин молний

Мертвец внезапно рассыпался в тончайший прах. Весь без остатка – кости и одежда.

Порыв ветра через форточку развеял этот прах по комнате. В ней сразу стало пыльно и запущенно.

Равнодушный свет ламп озарял то место, где шаровая молния испепелила человека, сохранив его очертания лишь до первого прикосновения.

– Несколько минут серьезного разговора, – произнес утром следующего дня Леонид, встретив меня в лаборатории. – Прошу выслушать…

Он прошелся по комнате, как бы обдумывая выражения, и остановился против.

– Можете упрекать меня и профессора Грохотова за скрытность. Не во всех ситуациях она полезна. Но мы с вами квиты. Вы тоже страдаете этим недостатком.

Я сделала удивленные глаза:

– Не совсем понимаю, зачем вы это говорите? Лучше без предисловий.

– Тогда прямо к делу, – просто выговорил Леонид.– Еще недавно я допускал, что история с похищением могла быть подстроена вами нарочно. Теперь я знаю все.

Я прищурилась и небрежно процедила сквозь зубы.

– А именно?

– Вы почти разгадали тайну голубых шаров, – серьезно ответил Леонид, – Когда дневник вашего отца, предназначавшийся Дымову, попал в руки Грохотова и я узнал об этом, я радировал, чтобы вас вызвали на станцию. Если бы вы не приехали, расспросить вас можно было бы и другим путем. Но вы приехали. Признаться, мы думали, что вы выполняли поручения Дымова… Что касается самого Дымова, и не только Дымова, а и еще кое-кого, то в этом отношении теперь все ясно. Некоторые подозрения подтвердились, а недостающие улики найдены. Могу только сказать вам, что Дымов заслужил свою участь. Хотя судьба наказала его неожиданно, но приговор этот справедлив.

Я слушала, ошеломленная. Меня подозревали в том, что я могла быть соучастницей Дымова!

– Вы нарочно засадили меня в диспетчерскую тогда? Чтобы я не мешала? – с ноткой злости тихо спросила я.

– Не совсем так, – твердо ответил Леонид. – Но теперь мы оба ценим вас и верим. Хотим, чтобы вы стали научным сотрудником нашего института.

Я выпрямилась.

– Довольно, Леонид Михайлович.

Отец всегда звал меня гордой и самолюбивой. И теперь я холодно спросила Леонида:

– Вы убедились, что я все время честно выполняла свои обязанности?

Леонид утвердительно качнул головой:

– Да.

И я вплотную приблизилась к Леониду. В тот момент я желала, чтобы мои глаза изрыгнули тысячи молний и сожгли его, превратили в пепел, в прах! Досада и оскорбленное самолюбие сотрясали меня.

Задыхаясь, я могла только пробормотать:

– И вы… вы… могли так думать!

Быстро подошла к письменному столу и на листе, вырванном из большого блокнота, написала заявление с просьбой освободить меня от обязанностей лаборантки ЭИВРа. Подписалась и молча подала Леониду.

– Прощайте, – сказала я очень твердо и с достоинством повернулась к двери.

– Постойте, не уходите, – услышала я голос, в котором звучала почти мольба.

Я остановилась.

– Мое решение вызвано вовсе не уязвленным самолюбием, как вы, может быть, думаете. Вы знаете, я всегда собиралась в театральную школу. И вот… Я выдержала экзамен… успешно… Впрочем, вас это, наверное, не интересует?

Леонид спокойно подошел ко мне, но глаза его горели.

Он прошептал:

– Вы ошибаетесь во мне. От души желаю вам успеха!

И вдруг в его глазах мелькнуло подобие усмешки. Он добавил:

– На ваше место надо найти заместительницу. У меня есть такая. Завтра я отправлюсь к ней и возьму вас с собой, если не возражаете.

– Не возражаю.

Через шесть часов воздушного путешествия аэроплан начал снижаться. Внизу развернулась панорама города. Она показалась мне знакомой. Я не ошиблась. Мы прилетели в город Светлый.

На аэродроме мы сели в разные автобусы. При прощаньи Леонид дал мне адрес хорошего отеля и сунул в руку записку.

Только в номере отеля я развернула ее и прочла:

«Очень прошу вас ровно к пяти часам вечера прийти на Озерную улицу, 26».

Глупышка! Я пошла по этому адресу! Номер 26 на Озерной улице оказался цветочным киоском. Прежняя продавщица, пополневшая и ставшая еще более солидной, торговала георгинами и астрами. Платановая аллея, скамейка под развесистым деревом, песочная дорожка… Все, как тогда…

Медленно шла я по знакомой улице.

– Извините, осмелюсь побеспокоить вас,– сказал человек, подойдя ко мне. Это был тот «знакомый незнакомец».

– Зачем вы меня звали, Леонид Михайлович? – спросила я.