Сказанное в полной мере применимо и к «27 приключениям». Хорт, доживающий свой век в лесной землянке — тот же Глан в своей сторожке; и Хорт, конечно, человек Севера.
Весь роман выстроен на простейших бинарных оппозициях: Север — Юг, городская цивилизация (Нью-Йорк) и природа (землянка), «старый» Хорт и «новый» Хорт, литература и жизнь. Интрига, «жизнедатная», как выразился бы Каменский, искра возникает там, где оппозиции смыкаются в единстве — «Нью-Йорк и землянка», жизнесмертъ, северо-юг. Обреченный на смерть «прежний», «старый» Хорт воскресает к новой жизни в единении с природой. Наоми, дочь табачного фабриканта Старта (фамилия настолько знаковая, что и указывать неловко) и друг Хорта, австралийский писатель Рэй-Шуа — эти витальные олицетворения Юга — волей автора перенесены на Север, к колыбели возрождающегося человечества, и символически «оплодотворяют» «снег и стужу» холодных северных пространств.
Однако Хорт еще и потому Хорт, что «хортом зовут особую борзую тонкого строю, например крымку, для различия от русской, псовой» (Даль). Вот почему Хорт в начале романа говорит: «Собака я, и в канаве издохнуть хочу» — и ждет «собачьей смерти. Собачьей смерти в канаве».
Вместо «собачьей смерти» несчастный железнодорожный конторщик Хорт, уже решивший было удавиться на кладбище — устремляется, словно «борзая тонкого строю», по следам своей пропавшей дочери Чукки.
Собственно, тут и должны были бы начаться приключения, авантюрная часть романа, который порой определяют как «авантюрно-фантастический». И действительно, весь антураж налицо: стремительное обогащение героя, миллионеры, пароходы, аэропланы, аборигены далекой Австралии, похищенные международной сетью торговцев живым товаром девицы, прельстительная индийская танцовщица и прославленный сыщик [5] Имя сыщика, Джек Питч, созвучно Пинкертону; как и прототип героя «выпусков» Ната Пинкертона А. Пинкертон, он живет в Чикаго (последнее указано в: Антипина З., Арустамова А. Америка в творчестве и биографии Василия Каменского // Toronto Slavic Quarterly. № 45. Summer 2013. С. 13). Сыщики Картер и Пинкертон действуют в «американской буффонаде» Каменского «Золотая банда» (РГАЛИ. Ф. 1497. Оп. 1. Ед. хр. 99).
.
И все же «27 приключений» сложно назвать полноценным авантюрным романом. Действие его первой, «авантюрной» части помещено в нарочито условные декорации — Австралия, например, напоминает гибрид арабского Востока и черной Африки. Это какой-то балаган, Зурбаган [6] А. Грин, по нашему мнению, неуловимо присутствует в романе — в именах, в феерических кораблях; возможно влияние «Загадки предвиденной смерти» и ряда аналогичных произведений 1910-х гг., посвященных теме предвиденной или предуказанной и неотвратимой смерти. В 1910-х годах Каменский и Грин публиковались в одних и тех же изданиях — напр. «Синий журнал», «XX век».
, не Австралия.
Мало того, смяты и приключения. Ничего не говорится о том, как была спасена танцовщица Ниа. Чукка просто-напросто выходит из дворца «великого вождя Джоэ-Абао», повелителя австралийского Соленого острова, и садится в аэроплан спасителей. Имеется, правда, одна сцена нападения жуткой «громадной» змеи длиной «не менее 3-х метров».
Все это напоминает не авантюрный роман и даже не редукцию авантюрной модели к сказочно-фольклорной праоснове [7] Николаев Д. Русская проза 1920-1930-х гг.: Авантюрная, фантастическая и историческая проза. М, 2006. С. 108–110.
, а лихорадочно-сбивчивый рассказ увлеченного фантазиями ребенка. И в самом деле, здесь — кивок в сторону детского и юношеского чтения Васи Каменского, в сторону Ж. Верна, Т. Майн Рида, Д. Лондона и Д. Кервуда (в «северной» части), книжек-«выпусков» о сыщиках:
То он — Стенька Разин, жгущий костры в Жигулевских горах на вольной дороге — или вдруг — храбрый путешественник Майн-Рида в тропической Мексике…» [8] Корнеев Б. Поэт Великого Пролома // Мой журнал Василия Каменского. М., 1922. С. 10.
.
Вот в детстве все — боги, все — рыцари, все — Колумбы, все — Робинзоны Крузо, все — Стеньки Разины и все — Друзья. Детство спаси нас, научи, создай [9] Каменский В. Его-Моя биография Великого Футуриста. М., 1918. С. 16.
.
На кой она чорт — эта взрослость. <���…> Неслучайно и то, что Василий <���…> проповедывал <���…> о еще непотерянной возможности счастья стать всем <���…> разом взрослыми детьми [10] Там же, с. 15.
.
Под созвездиями Детства и Дружбы и проходит вся вторая половина романа. Хорт, Рэй-Шуа и Чукка живут в землянке на Севере. Охотятся, рыбачат. В своем руссоистско-толстовском опрощении они обретают чистоту и простоту детей и зверей (Рэй-Шуа любит бегать на четвереньках, уподобляясь собаке или обезьяне). Полюбившая Хорта Наоми, приехав к ним, говорит:
Читать дальше