Юрий Бурносов: Песня Сольвейг

- Так вы, значит, представитель этой самой талантливой молодежи. Похвально. Хотите коньяку? Сигарету?

- Не употребляю.

- Вот как? - удивился Кеслингер. - Хотя почему бы и нет. Наши познания о русских привычках и традициях сродни вашим познаниям об СС. Вы командовали корпусом? Дивизией? Штабист?

- Представитель Ставки. Специальный представитель.

Кеслингер хмыкнул. Специальный представитель Ставки - это что-то новое. Или генерал врет? Молод, очень молод. Капитан, ну, подполковник... И то если летчик, они продвигаются в званиях быстрее. Но генерал? Впрочем, русские есть русские. Не исключено, что ему доверяет сам Сталин, например. Отсюда и звание.

Штурмбаннфюрер повертел в руках документы, пощелкал предохранителем генеральского пистолета.

- Я советую вам отдохнуть, генерал. С вами будут обращаться хорошо, это я вам гарантирую. Вечером продолжим беседу. Не вижу смысла передавать вас сразу в чужие руки. Если честно, мне просто нечем заняться, а вы можете если захотите - стать интересным собеседником. Уверяю, никакие военные секреты мне не нужны - их будут выуживать у вас позднее. Русским осталось воевать не больше месяца, так что любые секреты просто теряют смысл.

Генерал сощурился, словно хотел что-то возразить, но промолчал.

Кеслингер вызвал Дитриха и, кивнув на Силантьева, сказал:

- Обращаться хорошо, обед - как для меня. И верните генералу сапоги, Дитрих.

* * *

- Мы нашли фортепиано, штурмбаннфюрер! - сказал Дитрих, неумело скрывая радость.

- Фортепиано? В этой дыре?

- В школе, штурмбаннфюрер. Эти идиоты танкисты уже успели погасить несколько сигарет о клавиши, но инструмент цел. Сейчас его должны привезти... Кажется, уже привезли.

За окном рыкнул останавливающийся "бюссинг" и солдаты загомонили, сгружая громоздкий инструмент.

- Осторожнее! - прикрикнул Дитрих, когда они внесли фортепиано в комнату. Кеслингер поставил табурет и откинул крышку.

В последний раз он сидел за клавишами в Магдебурге, три месяца тому назад. И уж никак не ожидал, что в этой глуши найдется хоть какой-то инструмент. Штурмбаннфюрер осторожно взял аккорд, другой... В принципе, на таком дерьме он еще не играл, но многое в жизни нужно делать в первый раз. Уже то, что в этой дыре нашлось фортепиано, есть маленькое чудо. Его даже, кажется, настраивали!

Любовь к музыке Кеслингеру привил дед.

Он помнил его слова о том, что хороших офицеров у рейха много, но значительно меньше у рейха хороших офицеров, которые умеют играть на рояле. Штурмбаннфюреру трудно было судить, что далось ему лучше - военное искусство или же музыка. Иногда казалось, что музыка.

Особенно во время войны.

Даст бог, после всей этой заварухи можно будет оставить службу и заняться исключительно музыкой.

Кеслингер с сожалением захлопнул крышку - нужно было ехать в штаб дивизии и возиться с этим ослом Фогелем.

Впрочем, туда и обратно можно обернуться за два часа, если не тратить времени на ерунду и если не появятся русские самолеты. Если у них еще остались самолеты.

* * *

Как и планировал Кеслингер, поездка к Фогелю заняла совсем немного времени. Правда, полковник приглашал остаться и пообедать, что в принципе было не лишним - хорошие отношения складываются обычно за рюмками и тарелками - но Кеслингер вежливо отказался, сославшись на срочные дела. Фогель, кажется, не особенно переживал, да и черт с ним, думал штурмбаннфюрер, трясясь в своем "хорьхе" по пыльному проселку.

Русские самолеты, хотя и появились, вреда Кеслингеру тоже не нанесли. Пятерка неуклюжих ТБ-3 прошла над лесом в нескольких километрах правее дороги, и их тут же сожгли налетевшие "фокке-вульфы". Когда бомбардировщики, пылая и разваливаясь, падали на деревья, водитель Кеслингера, совсем молодой доброволец из Хаммельна по имени Йозеф, победно вскрикивал, после чего каждый раз извинялся:

- Простите, штурмбаннфюрер...

Кеслингер добродушно похлопал его по плечу и угостил сигаретой. Йозеф чрезвычайно гордился, что его имя совпадало с именем самого доктора Геббельса. Даже в кабине, на приборной доске, имелся вырезанный из журнала и заботливо прикрытый кусочком плексигласа портретик министра пропаганды. Штурмбаннфюрер некстати вспомнил увиденную во взятом Минске русскую карикатуру:

Геббельс в виде злобной обезьянки. Очень похоже, подумал тогда Кеслингер, а сейчас представил, что случилось бы, попадись эта карикатура Йозефу.

Пообедав - Дитрих, как всегда, оказался непревзойденным поваром штурмбаннфюрер выпил-таки рюмочку своего гренобльского коньяку и подумал, а почему бы не пригласить русского на импровизированный концерт. Не для солдат же играть... Даже Дитрих гораздо более подходил в качестве адьютанта, нежели благодарного слушателя.