Лина Кирилловых - Идущие. Книга I

Ян вспомнил сейчас доставшееся ему пожелание – короткое, всего из одного слова, и улыбнулся в падающие ему на лицо с неба кружева.

– Ну что ты скалишься, болезный, – сказал заместитель. – Отморозил голову?

Ян подгрёб снег себе под затылок, чтобы мягче было лежать, и не ответил.

– Так ты точно себе мозги заморозишь. Если там ещё осталось что-то. Если вообще было. Дверь тебя возьми, вставай, болван…

На зимнем воздухе у знаменитого Грозы и Ужаса всегда краснел кончик носа, что мигом стирало его обычную хмурость и холодность, делая чуть ли не милым. Он хорошо знал за своим организмом подобное предательство, отчего носил зимой длинный и широкий шарф – замотал на пол-лица, и ничего никому не рассмотреть. Не любил, когда в нём видели то, чему можно было улыбнуться. Но сейчас из-за этой школьной возни в снегу шарф сполз.

– Нос, – сказал Ян. – Да ты чудесен, господин заместитель.

– Ну, Ян…

– И почему от тебя все шарахаются? Гроза, мол, и Ужас, злобный начальник… Разок покажись им таким – сразу полюбят.

– Я тебя сейчас пошлю в непечатную дверь. С приданным пинком ускорением.

– Хватит заматываться, как обитательница гарема, – потянулся было Ян, но ему дали по рукам и велели не лапать чужие шарфы. – Ну, хотя бы здесь! От кого тут прятаться – от спортивных снарядов и ёлок?

– От тебя, – глухо произнёс заместитель в шарф. – И твоей мерзкой ухмылки.

– Смотри, я уже принял серьёзный вид.

– И всё равно не прокатит, Ян.

Ян сел и отряхнулся от снега.

– Прячешь в себе человека, – с осуждением сказал он.

– А в шарфе я кто – чудовище? – иронично спросил заместитель.

– В шарфе ты угрюмый и замкнутый тип.

– Приятно, когда хвалит начальство.

Ян фыркнул. Угрюмый и замкнутый тип протянул руку и помог ему встать.

С противоположной стороны стадиона уходила под кроны деревьев аллея, ведущая в старый парк. Отсюда было видно, что и она пуста – одни фонари и скамейки, да ещё чуть подальше, за поворотом и соснами, угадывался слабый блеск стеклянной арки над информационным терминалом. Ян подумал, что озеро должно быть, скоро промёрзнет достаточно, чтобы сделать из него каток. На снегу беговой дорожки, помимо человеческих следов, виднелись и кошачьи – аккуратные маленькие лапки.

– Кошек развелось, – сказал Ян. – Всюду кошки. В столовой живут, в больничном корпусе живут, в вестибюле по ногам бегают… Главное, откуда столько?

– Они тоже ходят через двери, Ян.

– Шутник ты.

– Правда. Люди и кошки, а больше никто и не может. Сколько дверей у нас сейчас открыто и куда только ни открыто, а хоть бы один зверь высунулся. Ну, хотя бы мышка. Хотя бы комар или мотылёк. Глухо. Да и с нашей стороны… Помнишь старого сеттера Джерри, Уголька? Он эти двери огибал по огромной дуге, чуть ли не обползал, хотя любопытным был – страсть.

Ян рассеянно кивнул.

– Ничего не боялся, со всеми хотел общаться – что с человеком, что с пылесосом, что с корректором прочности сцепки, особенно когда он перезагружался и начинал дребезжать, как шаманский бубен. В аквариуме нос полоскал, грелся у открытого камина. А при виде любой активной двери жался, будто она собирается его отлупить.

– Ну да, верно, Рик… Только к чему ты о нём говоришь?

– К тому, что ни один из породы кошачьих, которые тут бегают, следят на снегу и под ногами путаются, ни разу не шарахался от дверей. Они даже на пороге спят! Да ты ведь видел… И этот, полосатый, душа компании твоей племянницы… он же с ними как-то пришёл из-за двери.

– Положим, не сам пришёл, а его подобрали. Нашли, принесли. Он же дикий был совсем, лесной, хищник…

– И как же его, дикого и лесного, притащили? В охапке?

– Я слышал, что кот был сильно подраненный в драке, прятался между корней какого-то дерева, шипел и огрызался, истекал кровью, и младшая их, Луч, вдруг скинула с себя рюкзак и туда, к коту полезла. Она же его и вытащила, и перевязала, и как раз-таки в охапке, можно сказать, вынесла за дверь…

– Эта хрупкая девчушка – и на себе такую тушу?

– Ну, значит, мужчины ей помогли.

– Вот как. Но, Ян, послушай: много ли ты назовёшь других примеров, когда зверь, выведенный из-за дверей, приживался тут, у нас?

– Ни одного. Здесь ты прав. Это ведь запрет ещё профессорских времен, когда такого рода исследования заканчивались для представителей эндемичной фауны либо необъяснимой смертью на пустом вроде месте, либо они отказывались от еды и чахли, пока их не возвращали обратно… А кот поправился. Поэтому я не настаивал, чтобы они его вернули. А настаивал бы, получил бы гневную отповедь в четыре глотки… в пять – ещё же сам кот… Но я не вижу здесь чего-то связанного именно с кошачьим племенем. Просто повезло.