Михаил Пухов: Терминатор

– Никакого комфорта, ведь правда? – сказал компьютер. – Обедать, к сожалению, рано. Что будете пить? Есть чай, кофе, разные соки…

– Я бы предпочел кофе, – сказал Двинский.

– Правильно. Когда я был человеком, – сказал компьютер, – я тоже предпочитал кофе.

Шли вторые сутки полета. Двинский, разговорившийся было с компьютером, теперь избегал бесед. Последняя фраза его обескуражила. «Когда я был человеком». Шутка конструкторов? Нет. Что-то жуткое было в словах компьютера, будто на Двинского повеяло холодом из чужого, скрытого прошлого. «Когда я был человеком…»

Вечером компьютер сказал:

– Вы зря стесняетесь. Не думайте, что меня можно обидеть. Не думайте, что я о чем-то жалею. Все считают, что я лишь потерял. Потерял что-то большое, а приобрел немногое. Наоборот. Я почти ничего не потерял, а приобрел очень много. Мозг, очищенный от эмоций, чистое мышление без примеси унижающих человека страстей… Спрашивайте, я отвечу на ваши вопросы.

Он умолк. Двинский тоже молчал. Он уже понял: его спутник киборг – кибернетический организм, человек, сращенный с машиной. Такие уже сто лет разгуливали по страницам романов. Но что они есть в действительности. Двинский не слышал.

– Собственно, я киборг, – продолжал невидимый собеседник. – Знакомое слово?

– Да.

– Но вы не знали, что оно произносится с ударением на «и». Наверняка ударяли на «борг».

– Да, – сказал Двинский.

Вот она, человеческая трагедия. Теперь ему важно одно: правильно расставить ударения.

Впрочем, зачем трагедия? Если человек на это пошел, то добровольно. Как он сам признает, его положение ему нравится.

– С Европы меня высадят на Юпитер, – продолжал невидимый собеседник. – Представляете? Разве это не чудо? Я буду работать там, где побывали только роботы. Под вечно бушующей атмосферой, на дне океана газов. Один во веки веков. Это прекрасно, ведь правда?

Двинский молчал.

– Для вас, наверное, все равно, что я, что робот, – сказал его собеседник. – Вы в чем-то правы. Все правы. Только не думайте, что я об этом мечтал, что добровольно пошел на это. У нас впереди много времени, и вы все узнаете, если захотите слушать.

– Смерть – это одиночество. Вы ни разу не умирали. Никогда не ощущали, как замедляется и останавливается время. Вечность проходит в этом состоянии – больше чем за всю остальную жизнь. Но интересно ли вам это? Или я зря стараюсь?

– Наверное, интересно, – помедлив, сказал Двинский. – Ведь этого и вправду почти никто не испытывал. Точнее, некому об этом рассказать.

Разговор происходил, естественно, в той же кабине, там же, если забыть, что за ночь экспресс переместился на много миллионов километров. Собственно, Двинский ни о чем не расспрашивал киборга. Как обычно, тот вел разговор сам.

– Это коллапс времени, – сказал киборг. – Вы и все остальное оказываетесь в разных временных рядах. В субъективном времени смерти нет, ибо по другую ее сторону нет сознания. Мир же проскакивает мимо. Реальна только чужая смерть, собственной для индивидуума не существует.

– Это удобная теория, – сказал Двинский. – Думаю, многие с нею согласятся, если вы всем это расскажете. Приятно чувствовать себя бессмертным, пусть даже в собственном времени.

– Ну, бессмертие в застывшем мире не так уж сладостно. Но бояться смерти не стоит. Вселенная останавливается в сознании умирающего точно так же, как для вселенной застывает коллапсирующая звезда. Знай я это раньше, меня бы тут не было. Правда, мой выбор оказался лучше, чем я полагал. Теперь, как видите, я понял массу вещей. Вы не представляете, насколько это мощный инструмент – мой теперешний мозг. Впрочем, возможности человеческого воображения ограничены.

– А ваши? – спросил Двинский.

– Я другое дело. Ведь то, о чем я сейчас говорил… Я этого не испытывал. Все было спокойнее. Несчастный случай, я без сознания. Потом прямо на столе мне предлагают выбор: или – или. Не смерть мне предлагали, конечно. Но… Жизнь калеки почему-то всегда меня устрашала. Тогда я решил, что пусть уж лучше вообще ничего не будет, никакой оболочки. Незадолго до этого я разошелся с женой. Под ее влиянием, наверное, и родилась у меня эта мысль. Ты, говорила она, добрый, но бесчувственный. Как робот. Тебе только компьютером быть.

– Жизнь у нас не сложилась, – рассказывал киборг. – Мы были женаты пять лет. Я ее любил, но был слишком ревнив. Это сейчас я понимаю, что слишком. Тогда мне казалось, что это она чересчур легкомысленна.