Джон Джейкс - Тайны далекой звезды

Оптические законы тоже совсем иные в другом космосе. Глаза просто перестают выполнять функцию органа зрения, потому что, как говорится в учебнике, там нет источников, способных излучать свет. Тем не менее Робу всегда было интересно, что может быть там, за иллюминаторами. Может, все-таки кто-то видел, если видел опять не является еще одним не очень подходящим термином? Может, кто-то из тех людей, которые были на борту кораблей, погибших по вине командиров или из-за неисправностей в механизмах; из тех людей, которые исчезли в до сих пор внушающем страх, неизведанном пространстве, пересекавшемся громадными ССК, выполнявшими испытательные полеты в гиперкосмосе? Видел ли Дункан Эдисон тот другой космос семь лет назад? Роб глубоко задумался, оторвав взгляд от страницы дневника, которую до этого читал.

Нет никакого смысла в теоретических размышлениях. Лучше вернуться к дневнику отца и подумать над смыслом его записей.

Даже в эпоху почти полной автоматизации и компьютеризации дневники не потеряли своего значения и продолжали выполнять роль одного из самых достоверных документов в жизни человечества. Время от времени Роб любил перечитывать дневник – у него не было ничего другого, что давало бы возможность все лучше и лучше узнавать капитана Эдисона. Слова на небольших разлинованных страницах были написаны чернилами ярко-синего цвета. У отца был отчетливый, крупный почерк.

Роб перечитывал запись, сделанную всего лишь за шесть дней до гибели «Маджестики».

»…и я в ужасном сомнении относительно того, что мне делать с моим вторым».

Речь шла о заместителе Эдисона адъютанте Томасе Моссроузе. Роб ничего не знал о нем, кроме его имени. Но было совершенно ясно, что этот человек вызывал очень сильное волнение у капитана Эдисона.

«Можно определенно сказать, что Моссроуз – один из тех на редкость бесталанных людей, которому каким-то образом удалось попасть на космическую службу. Он совершенно не соответствует занимаемой должности. Я это почувствовал, как только он был назначен на корабль месяц назад. А теперь я в этом убежден. Он впервые на командной должности и явно с ней не справляется. Написать о нем рапорт? Думаю, я не должен, так можно сломать человеку всю жизнь – и служебную, и личную. Придерживаюсь все-таки мнения, что самое мудрое решение – с точки зрения человеческой, конечно (мне бы хотелось быть таким „мудрым“, как Машина внутри корабля-исполина – супербыстрый, всезнающий, обладающий сотней миллиардов различных специальностей и профессий дьявол, который вызывает у меня чувство собственной неполноценности) – дать Моссроузу возможность проявлять больше личной инициативы».

Глаза Роба перескочили с восхваляющей характеристики компьютера ССК на другое место дневника, написанное, по-видимому, в тот же день, хотя дату отец не повторял, а просто пометил: «Позднее».

«Я размышлял об этом во время ужина. Уверен, что Том Моссроуз профессионально некомпетентен, особенно слабо разбирается в астроматематике и внутривременной теории. Боюсь, что если доверить ему управление кораблем, мне придется стоять над ним, не отходя ни на минуту, да еще самому заниматься компьютером, без которого нельзя быть уверенным, что полет проходит нормально. Я не имею права подвергать опасности такое большое количество людей на борту ССК ради одного адъютанта, которому каким-то образом удалось получить эту должность.

Но, может быть, я смогу обучить Моссроуза. Натаскать его мало-помалу на практике. Так поступить или послать рапорт и попросить другого человека? Надо признать, что во всех других отношениях, кроме профессионального, Том М. довольно приятный. Сердечный, с дружеским характером, веселый. Я не могу испортить ему карьеру. Во всяком случае не сейчас, перед предстоящим полетом…»

Запись за этот день заканчивалась целым рядом точек и восклицательных знаков.

До конца дневника оставалась страница или две. Капитан Эдисон был всецело занят последними приготовлениями к перелету «Маджестики» с планеты Хоггена на Далекую звезду, а потом на Блейктауэр.

Последние слова дневника, написанные на Далекой звезде, были грустными и краткими.

«Какое здесь запустение, какое-то гиблое место. Много работы. Пытаюсь подключить Моссроуза. Однако бесполезно». Опять многоточие и один большой восклицательный знак. Остальные страницы были пустыми.

Роб закрыл маленькую записную книжку. Ее акустический замок громко захлопнулся, открыть его снова могло только произнесение полного имени капитана.