Андрей Быстров - Империя Дамеона (Дамеон - 2)

Около полудня двадцать шестого мая он раскрыл очередную папку.

"Ганс Вессер, - прочел он под фотографией мужчины в армейской пилотке, - лейтенант вермахта, в боях на Восточном фронте не участвовал... Послужной список... Был обнаружен выздоравливающим после тяжелого ранения в военном госпитале Шенеберг 15 мая 1945 года... Освобожден 23 октября 1945 года..."

- Так, так, - бормотал Саша, листая страницы дела. - Это все пропускаем, лабуда... Ага, вот. Местопребывание в настоящее время не установлено... Кандидат в третью башенку, шут их всех побери...

Саша захлопнул было папку, но какая-то не поддающаяся определению сила властно заставила его вновь вглядеться в фотографию Ганса Вессера.

Неужели он знает этого человека? Где, при каких обстоятельствах мог он встречаться с ним? Нет, наваждение. Как будто незнакомое лицо. И все же...

Что-то большое, могучее, причиняющее боль пыталось всплыть из-подо льдов в памяти лейтенанта Волкова. Что-то связанное с настолько страшным, что этот ужас, даже само предчувствие ужаса загоняло готовое проявиться воспоминание вглубь.

Эти глаза человека на фотографии... Саша почувствовал, как сиденье стула уходит из-под него. Снимок вдруг перестал быть простым черно-белым снимком, он обрел плоть. Перед Сашей стоял живой человек, необычайного, прямо-таки гигантского роста, и Саша смотрел на него снизу вверх... Нет, рост у него был нормальный, выше среднего, это Саша был очень мал. Ему исполнилось... Семь лет? Восемь? А этого человека звали не Ганс Вессер. Его звали...

21

Маму Саши Волкова, Марию Владимировну, привезли в Бухенвальд из женского концлагеря Равенсбрюк вместе с маленьким сыном в июле сорок четвертого. И хотя понятно было, что ничего хорошего от перевода ожидать не приходится, Мария Владимировна, когда-то бывшая настоящей русской красавицей, а теперь осунувшаяся и подурневшая от горя и слез, заставляла себя верить, что перемен к худшему уже не будет - хуже некуда. Она ошибалась и в глубине души знала, что ошибается, но добровольное заблуждение поддерживало в ней иссякающие жизненные силы.

На новом месте Мария Владимировна сразу ощутила, что из одного ада угодила в другой, еще беспросветнее. Среди узниц, с которыми ее поселили, бродили жуткие слухи о кошмарах, творящихся в блоке сорок шесть, обнесенном двойным рядом колючей проволоки. Подходить к блоку строжайше запрещалось под страхом смерти. Те, кого уводили туда, никогда не возвращались - а уводили чаще всего из барака, где содержали и Марию Владимировну. В наибольший ужас ее повергало то, что у заключенных женщин не отбирали детей, отправляли в блок сорок шесть вместе с ними. (Доктора Динг-Шулера интересовало влияние наследственных факторов на сопротивляемость организма, о чем Мария Владимировна, естественно, догадываться не могла)

А маленький Саша радовался тому, что живет вместе с мамой, что сносно кормят и не бьют...

Несмотря на то что его детство в последние годы проходило сначала на немецкой фабрике, где работала вывезенная из России мать, а потом в концлагерях, куда она попала за какую-то провинность, мальчик был не по годам развитым, наблюдательным и сообразительным. Немецкую речь он усваивал наряду с русской, и если не совсем понимал, почему заключенные панически боятся штурмбаннфюрера Шульце или оберфюрера Попендика, исходящая от этих людей волна холодной угрозы действовала и на него.

В Равенсбрюке, согласно правилам, он жил отдельно от матери и был счастлив, что в Бухенвальде они вместе...

В тот день, последний день жизни Марии Владимировны, в барак вошли несколько человек, среди них Шульце и Динг-Шулер. Но Саша инстинктивно угадал, что распоряжаются не они и даже не здоровенный тип в форме оберштурмбаннфюрера (Саша уже разбирался в знаках различия), а очень молодой господин с красивым интеллигентным лицом.

Вошедшие с любопытством оглядывали узниц.

- Рекомендую вот эту, доктор Мерц, - обратился к молодому господину Динг-Шулер, указывая стеком на Марию Владимировну. - Стопроцентное здоровье! При испытаниях "Илзе" не будет фоновых искажений. - Мерц кивнул. - К тому же у нее есть сын, а ведь нам понадобится ребенок.

- Вот он, Генрих. - Фон Хепп поманил Сашу рукой. - Эй, иди сюда!

Саша робко подошел. Генрих Мерц склонился над ним, заглянул в лицо, и Сашу повлекло чудовищное притяжение даже не этих завораживающих глаз, а той бездны, что скрывалась за ними. Это длилось вечность...

Наконец Мерц выпрямился.

- Нет, - небрежно бросил он. - Этот не подойдет, хи-ловат... Давайте вон того, крепенького. Я не хочу проводить демонстрацию на ослабленных объектах, это снизит эффект. А женщину берите.