Андрей Быстров - Кардинал интернета

Андервуд поравнялся с дверью. Пауэлл резко распахнул ее и рывком втащил Андервуда внутрь, где встретил его страшным ударом в голову и почти одновременно - ногой в солнечное сплетение. Без единого звука злосчастный пассажир рухнул на кафельный пол. Пауэлл быстро обшарил его карманы, достал из бумажника билет и водительские права, а бумажник запихнул на прежнее место. Бесчувственного Андервуда он втащил в крайнюю кабинку и усадил на унитаз. Вырвал проволочное крепление для туалетной бумаги, распрямил его и изогнул на конце. Потом вышел, закрыл кабинку и при помощи этой импровизированной отмычки запер ее изнутри. Проволоку он бросил под дверь, отошел и оглянулся. Ноги Андервуда виднелись в окошечке в нижней части двери. Очень хорошо. Сомнительно, чтобы кому-нибудь пришло в голову тревожить его здесь, а сам он придет в себя не раньше, чем через полчаса. Извините, мистер Андервуд, но вы можете полететь и следующим рейсом, а мне непременно надо успеть на этот.

Дверь открылась. Когда человек вошел, Пауэлл спокойно и тщательно мыл руки, чемодан стоял возле него. Потом он подхватил чемодан и направился в зал.

Он подошел к стойке регистрации одним из последних. Сдал чемодан в багаж... Еще раз простите, мистер Андервуд, но пассажиры без багажа сплошь подозрительные личности. Надеюсь, ваш чемодан вас разыщет.

Девушка у стойки мельком бросила взгляд на водительские права и кивнула. В очереди за Пауэллом стояли еще лишь два пассажира - пожилой толстячок, похожий на техасского фермера, и жизнерадостная разодетая старушка - наверное, его жена.

На летном поле Пауэлл постарался пробиться вперед и держаться в самом центре толпы пассажиров. Он не успел тщательно разглядеть билет, изъятый у бедняги Андервуда, и покачал головой, когда оказалось, что он летит первым классом. Злополучный путешественник принадлежал не к беднейшему слою ньюйоркцев.

4.

Когда "Боинг" пошел на взлет и роскошная панорама бухты Нью-Йорка исчезла внизу, Пауэлл вздохнул и немного расслабился. Компания обязывалась бесплатно кормить и поить пассажиров первого классав течение всего полета. Пауэлл не замедлил воспользоваться этим правом, но прежде всего он попросил у стюардессы сигареты - к его счастью, эта авиакомпания была одной из последних, еще не запретивших курение на борту (только в первом классе). Он ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, откинулся на мягкую спинку кресла и блаженствовал с сигаретой и крохотной бутылочкой "Кэнэдиан Клаб" - ровно 50 граммов. Виски подкрепило его силы и окрасило мир в привлекательный цвет. Сосед попался как нельзя более подходящий унылый старичок в белом полотняном костюме и сандалиях, который не возражал против курения и почти сразу уснул под едва слышный гул турбин. Пауэлл листал последний номер "Тайма", но едва ли схватывал смысл заголовков. До сих пор ему везло, капризный бог разведчиков оказывал благосклонность. Но строго говоря, это были семечки. Последний этап будет самым трудным, невероятно трудным, почти непреодолимым. И планировать тут ничего нельзя слишком многих факторов не учесть. Андервуд вскоре очнется, и тогда они узнают, что Пауэлл на борту. Надо было стукнуть его посильнее, что ли... Да нет, невозможно отключить человека на полных три часа без опасности его убить. Ладно, это дело прошлое, а вот какими будут их дальнейшие действия? Сообщат экипажу? Сомнительно, не в их интересах каким-либо образом провоцировать нештатную ситуацию в воздухе. Нет, они будут ждать его в Майами, но где? Прямо у трапа или у входа в аэропорт? Скорее всего, к самолету идти побоятся. Они не знают, не ухитрился ли он пронести на борт оружие. Если возникнет стычка, да еще с угрозой для жизни пассажиров или захватом заложников, конгресс сотрет ФБР и ЦРУ в порошок, а у них и так напряженные отношения. Значит, у входа, но для Пауэлла нет почти никакой разницы. Все летное поле будет оцеплено, и после двойного фиаско в Нью-Йорке трудно надеяться, что здесь они сработают спустя рукава или задействуют в операции растяп вроде громилы Майка.

Пауэлл закрыл "Тайм", поднялся по винтовой лесенке в бар на втором этаже и сел у стойки. Подумал, не заказать ли еще виски, но отказался от своего намерения. Лишних пятьдесят или даже сто граммов ему не повредят ко времени посадки в Майами от них не останется и следа. Просто праздновать пока нечего.

До самого захода на посадку он просидел в баре, потягивая кофе из фирменного стаканчика и от нечего делать флиртуя с соседкой - безработной актриской из Нью-Йорка, которая мечтала о карьере в Майами. Она не нравилась Пауэллу, и не столько она сама, сколько ее профессия. Он терпеть не мог актерскую и прочую околотеатральную братию. Может быть, потому, что его жизнь тоже была театром - жестоким, кровавым, смертельным театром, где кровь льется не понарошку, а актеры умирают всерьез. Это была игра, и он ненавидел игру.