– С чего бы это все вилсоны терпеть не могут ВР? — парировала Кили. — А если мы имеем дело с естественной эволюцией восприятия? В конце концов, все, что мы видим, не более чем продукт воспринимающей аппаратуры. Биологической, механической, какой угодно.
– Ба! Все на свете виртуально? Старый-престарый аргумент. — Доктор Маркс раздраженно хрюкнул. — Мне стыдно за тебя, Кили Беннинг. Придумай что-нибудь пооригинальней, пожалуйста. Ну да, вилсоны ненавидят виртуальную наркоманию, потому что повсюду, куда ни глянь, натыкаются на дохлых философов. Мы смотрим на них и видим, что выглядят они препаршиво. Мы принюхиваемся, и они мерзко воняют. Таково наше восприятие, наша примитивная реальность.
Лечение продвигалось медленно, крошечными шажками, однообразие и скука зияли огромной дырой, и заполнить ее можно было только словами. Кили снова заговорила о смерти своих родителей и брата. Они уже обсуждали эту тему в прошлый раз, но Кили снова была на попечении Маркса, а проблема меж тем никуда не исчезла.
– Я разбогатела потому, что они погибли, — сказала она.
Это была истинная правда, разумеется, и доктор Маркс молча кивнул, рассеянно глядя перед собой. Отец Кили был состоятельным человеком. И он, и его молодая жена, и их младший сын Калдер задохнулись в неожиданно отказавшем воздушном шлюзе во время каникул на терраформируемом спутнике Кипонд. Согласно параграфу о «единственном выжившем» в отцовском страховом полисе на Кили свалилась внушающая почтительное уважение сумма.
Тогда ей было одиннадцать лет, и она могла умереть вместе с отцом, матерью и братом, если бы в тот день вдруг не раскапризничалась и не осталась дуться в номере отеля.
Кили, конечно, понимала, что ей не в чем себя винить, однако это был совсем не тот случай, от какого хотелось бы получить выгоду. В подобных обстоятельствах любой, что вполне естественно, постарается уйти от реальности всеми доступными средствами.
– Ты полагаешь, это извиняет твое пагубное пристрастие? — воздел густые брови Макс Маркс. — Что ж, если ты погубишь себя, то Господь, возможно, скажет: «Я не виню тебя, Кили Беннинг». Но может быть, он скажет и так: «Будь реалисткой, Кили. Жизнь вообще тяжелая штука». Не знаю, не знаю… То, что случилось, ушло в прошлое, сейчас ты обычная виртоманка. А виртомания, как мне слишком хорошо известно, сама себя усиливает и постоянно идет в разгон.
Кили почти не слушала вилсона, все это она с ним уже проходила. И еще эта тяжкая, непреходящая усталость, совершенно реальная, от физических упражнений. Окутанная полудремотным туманом, она роняла в ответ пустые, бессильные слова, не дающие никакой эмоциональной разрядки.
Ее опекун, напротив, говорил с непривычной искренностью, что было, вполне вероятно, результатом их незаконного статуса и слишком долгой изоляции. Наконец он смолк и после длительной паузы внезапно произнес:
– Честно говоря, я собираюсь бросить это дело. Я устал. У меня больше нет сил постоянно проигрывать.
Холодная тень упала на сердце Кили, и это был страх, как она позже поняла.
– Они всегда побеждают, — сказал Маркс. — Виртвана, Сон Разума, Вольный Полет и другие. У них есть что угодно — секс, стиль, блеск. А что у нас, вилсонов? Ничего, кроме чувства долга, ведь мы знаем, что люди умирают, а те, кто остается в живых, теряют смысл жизни. Если мы правы… Нет, мы наверняка правы, но мы не можем продать свою правоту! Послушай, Кили… Через два или три дня мы доберемся до места, где тебе придется выйти из виртуала и встретиться с товарищами по несчастью. Подозреваю, тебе там не понравится. Эта жалкая лачуга в Слэше — отнюдь не лучшая реклама Большой Реальности.
Довольно странно утешать собственного вилсона, но Кили протянула руку и мягко прикоснулась к его обнаженному плечу.
– Ты хочешь помогать людям, Макс. Это прекрасное, благородное желание.
Он взглянул на нее со странной беззащитностью в глазах.
– Или hubris 1.
– Что?..
– Ты не знаешь этого слова? Оно означает попытку украсть работу у богов.
Кили успела обдумать реплику Маркса в хрупкий момент между угасанием океана и абсолютной пустотой ночи. Украсть работу у ленивых богов? Очень даже стоящая мысль, решила она.
Доктор Маркс дотошно проверил охранный периметр вокруг мобильной амбулатории. Все, казалось, было в полном порядке. Тяжелый, влажный воздух джунглей одуряюще благоухал мятой. Запах мяты на самом деле представлял собой любовную песнь процветающих в тропическом поясе планеты насекомоподобных созданий. С виду они более всего смахивали на мерзкую помесь осы и паука. Зная, откуда берется сей сладкий аромат, доктор Маркс дышал часто и неглубоко, борясь с отвращением. Интересно все-таки, как сильно информация влияет на восприятие! Сам по себе аромат прелестный, но может вызвать у человека бурную тошноту, лишь только ему укажут на источник.
Читать дальше