Далия Трускиновская - Дайте место гневу Божию (Грань)

– Мне доставать монетку?

– Нет. Наша монетка теперь спит и сны смотрит.

Самый черный час миновал. Едва-едва, но посветлели небо и река.

– Ну, хорошо, – сказал мужчина. – Что я должен буду сделать?

– Отпустить себя на свободу. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Я дал слово.

– Это было еще до того…

– Но…

– Вот именно так. Другого пути нет. А теперь слушай. Начнем с того, что есть такое понятие – справедливость…

В это же время погасло последнее окно в шестнадцатиэтажной башне. Такие башни время от времени получают прозвище «дворянского гнезда», хотя никакие дворяне его, понятное дело, не вили.

Именно в этой башне до сих пор жили семьи давнишних номенклатурных работников. Она просто не представляла никакой ценности – квартиры, считавшиеся роскошными пятнадцать лет назад, теперь не дотягивали до среднего уровня зажиточности. Человеку небогатому, на грани безработицы, они все равно были недоступны, а другому человеку, который в состоянии позволить себе новоселье, кажется дикой мысль о кухне площадью в девять квадратов.

Комната, в которой горело и погасло окно, была такого размера, что не всякая деловая женщина использовала бы ее под гардеробную. Но она вполне подходила шестнадцатилетнему мальчишке, который сам, персонально, нуждается в узком лежбище – и только, а прочее место отдает невероятной аудиотехнике и компьютеру со всеми его спутниками жизни.

Впрочем, именно этот мальчишка – выключив монитор, он сделал шаг и повалился прямо на одеяло, и заснул, едва успев вскинуть наверх и выпрямить ноги, до того одурел от болтания в Паутине, – еще и книги читал. Не учебники – учебники лежали в рюкзаке и нечасто оттуда добывались. А что-то совсем в его возрасте неожиданное – про карму и астроминералогию.

Он был длинноног и худощав, мясо не поспевало расти за костями, русые волосы слегка вились, в лице уже чувствовалась порода – крупный, правильной формы нос, аккуратные губы, густые брови.

Хотя в семь утра ему бы полагалось вскочить, он сладко спал. Дверь приоткрылась, заглянула женщина. Она сперва улыбнулась, как улыбаются, глядя на спящих детей, воистину любящие матери, потом подошла и осторожно потрясла за островатое еще плечо.

– Восьмой час, Герка! Физику проспишь.

– А физики не будет… – пробормотал мальчишка.

– Что так?

– Физичка заболела…

– Ты вчера ничего не говорил.

– У нее ангина…

– Ты все-таки вставай, – не совсем уверенно потребовала мать. – Вам заменят урок. Давай, подымайся! Я сосиски отварила.

– Сосиски? – Герка открыл глаза. – Они еще варятся.

– Вставай, вставай!

Мать потянула за одеяло.

– Ну, мам!

Эта странность не обсуждалась – Герка, разумеется, ходил по городскому пляжу, где его видели сотни и тысячи, в плавках, но решительно не желал, чтобы даже родная мать видела его спросонья в трусах. Она вышла. Две тощие ноги выстрелили из-под одеяла в потолок, пятки шлепнули об пол, Герка вскочил и первым делом включил монитор. Он отправил ночью несколько писем в Америку – ответы вполне могли прийти. Матери пришлось еще раз заглянуть, обратиться к нему со строгостью, и тогда он, натянув джинсы, вышел на кухню.

Ни слова не сказала мать о заболевшей физичке – а выставила сына с его рюкзаком за дверь точно в срок: он успевал быстрым шагом дойти до школы. Сама она взялась наводить красоту – ей нужно было на работу к девяти.

Для этого занятия мать приспособила кухонный подоконник. Окно выходило на юго-восток и утром давало именно тот свет, который требуется, чтобы безупречно нанести макияж. Сделав ровный тон лба, щек и подбородка, наложив румяна двух цветов – коричневатые чуть ниже, розовые чуть выше, – сделав затем и глаза, она поглядела вниз – не подъехал ли сосед. Сосед примерно в это время пригонял со стоянки машину и ждал жену. Если подсуетиться, можно было поехать с ними.

Но вместо соседского «фольксвагена» мать увидела пересекающих двор подростков, и среди них – Герку. Такая безалаберная прогулка означала, что физика-таки не состоялась!

Она подошла к телефону.

– Приемная? Соедините с кабинетом Богуша. Сказать – звонит Надежда Богуш. Очень важно.

Несколько секунд в трубке играла колокольчиковая музыка, потом мужской голос ответил.

– Гриша? Это я. Слушай, с Геркой опять это было, – быстро заговорила Надя. – Нет, я не схожу с ума из-за ерунды. Он действительно откуда-то знает… Что? Не могу – мне же на работу! Кто из нас сошел с ума?! Ну… ну, ладно… ладно… Пока!