Иван Беляев - Галобионты

Первым делом Антон Николаевич поставил посреди комнаты самый громоздкий стул из всех, какие были в его распоряжении.

Потом он принес несколько кожаных ремней. Посадив на стул Любовь, он сначала привязал к ножкам ее ноги, затем стянул за спинкой руки девушки. Зачем он проделывал все это, профессор и сам не мог бы сказать. Любовь не выказывала ни единой попытки с сопротивлению. Такая инфантильность ее сильнее распаляла Степанова. Ему страстно хотелось вынудить девушку к крикам мольбы, к униженным просьбам о пощаде.

– Сейчас, моя милая Любашенька, – бормотал профессор, – сейчас мы все сделаем…

Привязав девушку, Степанов вынул из заранее приготовленной коробки большой нож с острым изогнутым лезвием, из тех, которыми вооружались галобионты. Вернувшись к своей жертве, Антон Николаевич слегка похлопал девушку по щеке, чтобы привести ее в чувство.

– Открой свои чудные глазки, моя маленькая, посмотри, что у меня есть для тебя.

В какой-то момент на смену одуряющему, лишающему воли страху к Любови вдруг пришло прозрение. Сквозь пелену ужаса отчетливо проступило сознание того, что этот страшный человек ищет, вернее пытается найти и не находит, в ней, Любови, какую-то другую женщину. И вместе с прозрением страх начал ослабевать, уступая место какому-то умиротворению.

Степанов внимательно изучал девушку, в тщетной надежде разглядеть в ее лице хотя признак испуга.

– Ну же! – грубо крикнул крикнул профессор. – Что ты сидишь, как неживая!

Любовь открыла глаза.

– Что вы от меня хотите? – тихо произнесла она.

– Я хочу, чтобы ты смотрела на меня и слушала, когда я с тобой разговариваю!

– Вы хотите убить меня, – безо всякого выражения проговорила девушка.

– Ну почему же, убить, – увлеченно возразил профессор, заметно повеселевший после того, как Любовь вступила в разговор. – Я не хочу делать тебе ничего плохого, моя милая, наоборот, я собираюсь доставить тебе незабываемое наслаждение.

– А разве для этого обязательно нужно меня привязывать к стулу и махать перед моим лицом этим ножом?

– Видишь ли, моя милая, я собираюсь доставить удовольствие не только тебе, но и себе. Поэтому мне приходится действовать таким способом.

– Тогда не требуйте от меня участия. Это ваше развлечение, а не мое.

– Нет, моя дорогая, это удовольствие наше с тобой в равной степени. Ты еще слишком мало прожила, слишком мало видела в жизни. Приготовься к тому, чтобы испытать неизведанное удовольствие. Я открою тебе великое таинство жизни. Ты должна гордиться этим. Твой создатель собирается лишить тебя невинности.

Степанов залился безумным смехом.

– До тебя такая честь выпадала только одной женщине, той что была родом из Назарета, супруге Иосифа.

До Любови так и не дошел смысл слов профессора, но она смогла угадать издевательский их подтекст. И тут, впервые в жизни, девушка испытала возмущение, придавшее ей смелости.

– Вы ошибаетесь, – громко произнесла она, устремив на Степанова ясный взгляд, – вам не удастся исполнить свое намерение.

Обескураженный профессор отшатнулся от девушки. Некоторое время Степанов ловил ртом воздух, не в силах озвучить вопроса, застрявшего у него на языке. Любовь сама внесла ясность.

– Вы не будете первым, – теперь в ее лице проглядывалось нечто, похожее на торжество, от страха не осталось и следа.

– Что…, – профессор задыхался, покрываясь испариной, – что ты хочешь этим сказать, маленькая тварь?

Довлеющее воздействие Степанова мало-помалу сходило на нет. Может быть, Любовь видела, что вызывая его ярость, она способна противостоять давящему натиску.

– Я хочу сказать, что первым был Алекс.

От сильного удара голова Любови резко запрокинулась назад, в глазах потемнело. Однако это только еще более усилило возникшее в ней желание противостоять воздействию Степанова.

– Вы можете делать со мной все, что захотите, – проговорила она, поднимая голову и взглядывая на профессора, – на вам никогда уже не быть первым…

– Замолчи, мерзкая дрянь! – завизжал Степанов, наотмашь ударив девушку по другой щеке.

– Убейте меня и создайте себе новую, девственную жертву!

Выронив нож, Степанов в бешеной ярости принялся избивать девушку. Однако с каждым ударом сил в ней только прибывало.

Она уже не только выкрикивала оскорбительные для Антона Николаевича слова, но и перемежала их громким смехом.

Вдруг стул, на котором сидела девушка, накренился и упал на пол. Степанов, полностью утративший человеческое обличье, принялся бить Любовь ногами. Ему хотелось только одного: растерзать это лежащее у ее ног тело, смешать ее красную кровь с голубым шелком платья. Из уст профессора вырывались нечленораздельные крики. Брызгая слюной, он продолжал избивать девушку, которая не издавала уже ни звука.