Екатерина Белецкая - Верю, судьба!

- Да, - подтвердила она. - Выматываемся. Наверное, надо беречь силы. И хорошо бы поесть.

Атис кисло усмехнулся.

- Тут нечего есть, сама видишь. А я бы съел, наверное, сейчас… ох… да торт бы целый съел. И коньяку принял, пусть самого плохого. Для согрева.

Он помолчал, а потом еле слышно добавил:

- Цветы умирают, Касси. Мы становимся просто людьми, как раньше. Чувствуешь?

- Они пока не умирают, - возразила Касси. - Они просто слабеют. Подходит срок.

Становилось страшно. В любом случае предстоял обратный путь, потом нужно было как-то вызволить ламу и Серафиму, потом - до Тобольска. И при этом их наверняка ловят по всей стране. А стать обычными людьми, как раньше - почти верная смерть, если это произойдет в пути. Босые, раздетые, голодные, грязные, без гроша в кармане, в розыске, зимой - даже местной слякотной зимой. Этого хватит с лихвой. Они же километра не пройдут - либо свалятся, замерзнув, либо первый же, кто их увидит, испугается и вызовет милицию. Хотя бы не молчал этот, безмолвный наблюдатель, хоть бы объяснил, чтобы знать - ради чего!…

- Через два часа нам поворачивать, - Атис снова смотрел маршрут. - Место раньше называлось Ай-Петри, теперь - Сахарная Голова.

Горный массив был едва виден - всё закрывали низкие, пропитанные дождем облака. Внизу, на морском берегу, раскинулся город, над которым Касси и Атис лететь не рискнули, а обогнули по левой стороне, не долетая. В дождливом мареве они разглядели порт, по зимнему времени сонный и пустой, стапеля, на которых стояли корабли, краны, какую-то технику. Вскоре город остался позади, и внизу потянулось предгорье - хвойный лес и скалы. Дождь постепенно прекращался, но тонкая водяная пыль продолжала сыпаться с пасмурного, быстро темнеющего неба.

- Если я правильно понял, то нам туда, - Атис показал рукой куда-то вверх. - Видишь, там зубцы?

Касси кивнула. Гор до этого она вживую не видела, а сейчас, присмотревшись, оторопела от картины, которая открывалась перед ними. Величественные скалы выходили из дождевой дымки навстречу, как великаны, зубцы, о которых говорил Атис, тонул в туманной мгле, их закрывали собою низкие облака. Предгорье вскоре кончилось, и они начали подниматься практически вертикально вдоль склона, на котором уже не росло ничего, да, пожалуй, и не могло вырасти.

Пока они летели над морем, времени разглядывать горы у Атиса не нашлось, а сейчас он чувствовал себя ничтожным и подавленным. В камне ощущалась сила самой земли, и он подумал, что природе, вероятно, пришлось немало потрудиться, чтобы создать такое великолепие. "Жаль, что нельзя остаться тут подольше, - думал он. - Полетали бы, посмотрели. Как красиво!… А летом, наверное, здесь вообще чудесно". Но горный массив поражал воображение даже в такую погоду. И Касси, и Атис всю свою жизнь провели на равнинах и горы видели лишь по телевизору, а сейчас цветы медленно поднимались мимо скал, вверх, всё выше, постепенно погружаясь в облачное марево, в туман, скрывавший всё и вся.

Когда они миновали облачный слой, и по глазам резануло внезапно ослепительно яркое горное солнце, раскрасившее серый склон фантастическими нереальными красками, Атис вдруг остановил свой цветок и посмотрел вверх, в пронзительную синеву. К своему огромному удивлению он вдруг осознал, что… узнает это место, это небо. И горы внезапно перестали казаться чем-то новым - он понял, что видел горы раньше, и не только эти - старые, не особенно высокие, поросшие кое-где лесом, но и молодые, со снежными шапками на вершинах, и с бешеными ветрами, которые не всякий Летатель одолеет.

- Воспарим, окрыленные, к небесам бесчисленным, - потрясенно прошептал он. - Касси, мы тут были. Я помню. Понимаешь? Я вспомнил!

Касси молча кивнула. К ней пришла неправильная, нелогичная уверенность в том, что облачное поле отделило их не только от промозглой мороси, но и от всех земных забот и тягот. Всегда нужно помнить, что над нами вечно горит солнце. Даже когда неделями тянется бесконечный унылый дождь, когда серая хмарь и грязь под ногами - наверху всегда горит солнце, и все так же расстилается вечная даль. Да, Атис прав: это уже было в их жизни. Только говорить ничего не было нужно. Нужно было просто молчать, замерев, и слушать, как, пробуждая забытое, небо вливается в душу.

Атис в этот момент думал, откуда же взялась эта фраза про небеса, фраза, которую он произносил в задумчивости великое множество раз, не придавая ей особого значения. Чьи это были слова? Его собственные, или кого-то неведомого, кем он никогда не был? Сейчас, как только он это осознал, привычные слова вдруг стали резать болью, и сознание Атиса внезапно на долю секунды раздвоилось. Атис-первый сидел на стуле перед окном с Абсорбентом на руках, и невидящим взором смотрел в зиму, Атис-второй встал на чашечке висящего на километровой высоте цветка, выпрямился во весь рост и спокойным уверенным взглядом посмотрел в небо, которому сейчас был хозяином.