Олег Чарушников - Пункт проката

- Бывший начальник вносил изменения в Отчет?

- Один раз... - простонал экзекутор.

- По просьбе Сержа Кучки? Любовница?

- Да...

- Она вернулась?

Экзекутор утвердительно кивнул. Я продолжил допрос. Нужно было узнать самое главное.

- Как внести изменеие в Отчет? Отвечайте! Как это сделать?

Экзекутор начал сползать по стене. Я подхватил его за лацканы.

- Отвечайте, как это делается! Ну я прошу вас! Ну говорите же!.. Вычеркнуть? Вписать другой текст? Говорите, я вам премию повышу! - в отчаянии закричал я.

- И оклад, - внезапно произнес умирающий экзекутор, открывая глаза.

- И оклад, и оклад, говорите!..

- Орденок мне зажали... - пожаловался экзекутор слабым голосом. Надо отдать должное, он не терялся в трудную минуту.

- Фу ты, господи... Орден обещать не могу, но...

- Я согласен на медаль, - быстро сказал вымогатель.

Я оглянулся в поисках тяжелого предмета. Экзекутор понял, что дальше давить не стоит, и сдался.

- Нужно уничтожить текст вместе с бумагой. Сжечь, например... Помните, вы мне обещали премию, оклад и медаль!

- Пошли, - скомандовал я, помогая экзекутору подняться. - Проведете меня в хранилище.

Экзекутор отрицательно покачал головой.

- Необходимо письменное разрешение из Центра, подписанное лично Сержом Кучкой.

- Разрешение? Сейчас будет вам разрешение... Уинстон! Будьте любезны!

Бармен возник посреди комнаты и вытянулся по стойке "смирно".

- Вот этому товарищу требуется особое разрешение. Организуйте, пожалуйста...

Бармен со скверной улыбкой вытащил револьвер. Экзекутор отнюдь не испугался, но ошибку признал живым манером.

- Не у всякого жена Марья - кому бог даст, - философски заметил он почему-то.

Я подумал, что более подходящей к случаю была бы поговорка: "Сами кобели, да еще собак завели", но промолчал. Что подумал бармен Уинстон, осталось тайной. Может статься, он произнес про себя пословицу, имеющую хождение исключительно в кругах мафии и не знакомую широкой общественности. Последнее легко объяснимо, ибо Владимир Иванович Даль совершенно не занимался мафиозным фольклором за неимением такового. Эта работа предстоит новым поколениям пытливых исследователей.

После аргумента, предъявленного моим секретарем, других разрешений не потребовалось.

Скорым шагом мы двигались по коридорам Управления. Пустынны были коридоры, никто не попадался нам навстречу - разбежались сотрудники по кабинетам, дело делали. Дубовые панели, бархат вишневый на окнах, на дверях номера. Паркет. Часовые встречались не часто, метров через тридцать. Короткий взмах руки экзекутора, каблуки щелкают, и - дальше.

Кое-где по стенам висели портреты. Лица были спокойны, усталы и как бы одного возраста - времени принятия зрелых решений. На одном из портретов я с удивлением узнал Василия Пакреатидова. Дважды лауреат из ряда не торчал. Тот же галстук покойных цветов, зрелость персоны плюс умеренная интеллигентская грустинка.

- Трилогия "Орденоносец", - на ходу прокомментировал экзекутор. Особо рекомендована отделом по распределению искусств. Любимый писатель народа и правительства. Прикажете снять?

- Пусть висит, - разрешил я. - Землянин, правда...

- Мы против разделения по планетному признаку. Хороший землянин делу не помеха.

Продемонстрировав таким образом новому начальству свою морально-политическую устойчивость, экзекутор окончательно успокоился. Мы миновали еще пару постов, спустились на лифте на нижний уровень и двинулись по узкому бетонному туннелю. Приближалось Хранилище.

Паркетом тут, как говорится, и не пахло. В принципе, я ничего не имею против бетона. Это надежный и в общем-то невинный стройматериал. Во всяком случае никаких специфических эмоций он у меня не вызывал. Раньше. Но не сейчас, во время нашего похода к сердцу Хранилища. Эти тускло-серые стены, ледяная геометрия углов и поворотов, вой вентиляции, безжизненный свет, подходящий более для морга, нежели для почтенного государственного учреждения... А железные решетчатые двери с электрозамками, с лязгом и жужжанием уходящие в глубь стен! Бетон, бетон... В тюрьме я не бывал (и надеюсь попасть туда нескоро), но уверен, что обстановка там похожая.

Туннель круто подымался, сворачивал, внезапно шел кругом, спускался ниже и вновь уходил вверх. Лязгали двери. Экзекутор ступал размеренно, с привычным равнодушием завсегдатая. Уинстон как-то сжался и впал в минор. Должно быть, в его закононепослушной душе роем вились воспоминания о кипучей исправительно-трудовой молодости. Обо мне и говорить нечего. Я был сыт по горло экзотикой планеты Большие Глухари и охотно воздержался бы от дальнейшего знакомства с ее достопримечательностями. Но ничего, оттерпимся, и мы люди будем, - как сказал бы экзекутор - любитель поговорок.