Чарльз Стросс - Небо сингулярности

– О! – У Василия губы округлились. – Вы хотите сказать, что мне придется взойти на борт?

– Я хочу сказать, что на борт вам взойти нельзя – пока не пройдете медкомиссию, не получите допуск от службы безопасности, потом три инструктажа и «добро» от старика, и всего этого раньше завтрашнего дня не будет. А пока что давайте я вам покажу квартиры для командированных офицеров – у вас, пока вы на территории базы, статус младшего офицера.

– Давайте, – серьезно согласился Василий.

А тем временем первая группа Критиков Фестиваля прибыла на орбиту у планеты Рохард.

Фестиваль, когда-то входивший в людскую цивилизацию, растворившуюся в собственной компьютерной сети, был странствующим посольством, межзвездным средством обмена информацией. Больше всего он интересовался другими выгруженными культурами, но в нужде годились любые. Он метался между необитаемыми мирами тысячи земных лет, стремясь снаружи внутрь, и все это время у своих вольных или невольных хозяев просил одного: «Развлеките для нас!»

Фестиваль был сильно стеснен плотностью информации, которую мог забить в крошечные звездные парусники, несущие его через космическую бездну. В отличие от нормальной выгруженной цивилизации, Фестиваль не умел создавать собственной реальности с достаточным правдоподобием, чтобы избежать обычных рисков жизни в виртуальной вселенной; он был как пустынное растение, существующее годами в виде семечка между периодами бурного роста, как только образуются подходящие условия.

Как любой бродячий цирк, Фестиваль привлекал попутчиков, приживал и просто свиту спутников и паразитов. В замороженных мозговых ядрах парусников было место для миллионов пассажиров, но между станциями им не было места, где мыслить. Истинные разумы впадали в спячку на десятилетия дороги между планетными цивилизациями, и простые полуразумные надсмотрщики держали парусники на курсе и управляли автоматическими системами. По прибытии эти служители строили нужные инфраструктуры, чтобы размораживать и загружать в них истинные разумы. Как только устанавливался контакт и выбран образ действий, все остаточные емкости делались доступными для всех пассажиров, в том числе и для Критиков.

Пена алмаза росла на орбите вокруг Спутника, внешней луны Рохарда. В некоторых пузырях ее ворочались странные эмульсии, кипящий суп нанокатализированных химических реакций. Другие пузыри выцветали в черное, засасывая солнечную энергию почти со стопроцентным КПД. Постоянный поток емкостей плыл к этой пене по хаотическим орбитам, везя добычу из шахт внешних планет. Внутри пузырей застывала воплощенная жизнь, где клетки собирались машиной, а не естественным циклом митоза и видоизменений. Прошли тысячи секунд – эпохи для Сборщиков, – и появились скелеты, сперва кружевные контуры, потом барочные коралловые выросты. Кровь, ткани, зубы и органы стали густеть там, где им положено быть, наносборщики закачивали синтетические энзимы, ДНК, рибосомы и прочую клеточную механику в липидные пузырьки, которым предстояло стать живыми клетками.

Вскоре тела Критиков начали шевелиться.

Дверь в кабинет приоткрылась, и показался лакей в ливрее.

– Контр-адмирал Бауэр к адмиралу, – объявил он.

– Д-давайте его сюда.

Контр-адмирал Бауэр вошел в кабинет и отдал честь. Адмирал, сидящий за внушительным столом красного дерева в центре просторного помещения (отделанного невероятно дорогими импортными деревянными панелями, с занавесями из шелка-сырца), выглядел не слишком внушительно: высохшая черепаха с моржовыми усами, вяло плывущая по морю сине-серебряного ковра. Однако сегодня адмирал был в хорошем состоянии, одет в мундир, со всеми орденскими колодками, и сидел он в настоящем кресле.

– Ка-капитан… Заходите. Присаживайтесь.

Контр-адмирал Бауэр прошагал к столу и сел в указанное кресло.

– Как ваш папаша поживает? Что-то давненько я его не видел.

– Прекрасно, ваше превосходительство. Насколько может, конечно, учитывая, что много лет назад он умер .

Бауэр грустно смотрел на своего начальника. Когда-то самая острая сабля в арсенале Новой Республики, адмирал Курц ржавел с ужасающей быстротой. Уже, наверное, обдумывались его похороны. У него еще бывали периоды просветления, иногда довольно длительные, но заставить его лететь в эту экспедицию (вряд ли военнослужащий мог отказаться от высочайшего поручения и надеяться сохранить свой пост) – это положительно жестоко. Не мог же Его Величество не знать о состоянии адмирала.