Чарльз Стросс - Небо сингулярности

В пятидесяти километрах над океаном, за ударным фронтом плотных слоев атмосферы, двигаясь все еще с двенадцатикратной скоростью звука, спасательная шлюпка раскинула тормозные роторы и приготовилась к автовращению.

– Поневоле пожалеешь, что Адмиралтейство не расщедрилось на модель «Делюкс», – буркнул лейтенант Косов, когда капсула задергалась и затряслась в ионосфере, как горящий кусочек натрия на поверхности воды.

Майор Леонов глянул на него сердито – лейтенант икнул, будто получил кулаком в живот, и замолчал.

Тридцатью километрами ниже и на полторы тысячи километров ближе к побережью северного континента начал рассеиваться плазменный удар. Роторы, побелевшие на кончиках, вертелись в стратосфере, превращаясь в яркий размытый диск. Лежа в гамаках, экипаж ломал голову, как посадить сверхзвуковой вертолет на поле, где нет ни наземного контроля, ни наведения по приборам, да еще, скорее всего, осажденное противником. У Робарда кровь стыла в жилах, когда он об этом думал. Рефлекторно он покосился на хозяина: жизнь, посвященная уходу за адмиралом, приучила его к трудностям, но все же он глядел на него, ожидая приказа, решения, хотя старый боевой конь уже ничего не соображал.

– Как он? – спросил Робард.

Доктор Герц посмотрел на слугу.

– Как можно было ожидать, – ответил он. – Вы его лекарства с собой взяли?

Робард вздрогнул.

– Только очередные дозы. Слишком много было бутылочек…

– Ладно. – Герц пошарил в своем кожаном портфеле и вытащил наполненный шприц. – Настойку опия он принимал? Я такого назначения не помню, но…

– Насколько мне известно, нет. – Робард сглотнул слюну. – У него диабет, дискинезия, и… гм… ослабление памяти. И ноги, конечно. Но болей у него не было.

– Что ж, посмотрим, сможем ли мы его пробудить. – Герц поднял шприц и снял колпачок с иголки. – В другой ситуации я бы не стал так грубо встряхивать старика, да еще перед посадкой, да еще после инсульта, но сейчас…

На высоте двенадцать километров вертолет снизил скорость до удвоенной звуковой. Винты ревели диском громоносных молний, курс углом вдавался в берег, и там, где он пролегал, звери бежали в панике. Спасательная шлюпка теряла высоту, пока Герц делал свою пробуждающую инъекцию. Не прошло и минуты, как шлюпка сбросила скорость до дозвуковой, и новая пронзительная нота зазвучала в кабине. Робард инстинктивно поднял глаза.

– Кольцевые сопла снова включились, – пояснил Косов. – Так можно будет сесть на двигателях.

Адмирал застонал нечленораздельно, и Робард нагнулся к нему.

– Ваше превосходительство, вы меня слышите?

Спасательная шлюпка уходила в сторону со скоростью всего лишь в половину от звуковой. Яркий цилиндр огня вырывался из диска кончиков винтов, что образовали вокруг его середины размытый круг. Второй пилот несколько раз попытался вызвать Имперский контроль движения, но безрезультатно, и тревожно переглянулся со своим командиром. Пытаться сесть под прицелом зенитно-ракетных батарей гарнизона Лысого Черепа, не зная совершенно, кому принадлежит город – это хорошее испытание для нервов. А та же попытка с нехваткой горючего и с безнадежно больным адмиралом на борту…

Но не было даже и признака луча поискового радара, отражающегося от корпуса. И хотя шлюпка поднялась над горизонтом замка, приближаясь на вполне приличной скорости, четыреста километров в час, она не заслужила даже проблеска внимания от батарей противовоздушной обороны. Пилот перебросил выключатель интеркома.

– Поле все равно есть, хотя никто нам не отвечает. Наблюдаю его визуально, готовьтесь к прогулке по рытвинам.

Адмирал что-то неразборчиво промямлил и открыл глаза. Робард откинулся назад, сопла на кончиках винтов перестали реветь, и пилот оставшуюся мощность бросил на торможение, сбрасывая скорость и высоту.

– Бу-э! – произнес позеленевший лейтенант Косов.

– Терпеть не могу вертушек, – прошамкал адмирал.

Моторы затихли, и шлюпка опустилась на автовращении, как пятидесятитонное семечко клена. Был небольшой порыв ускорения вверх – пилот включил торможение перед самым приземлением, – потом раздался сотрясающий кости хруст под пассажирской кабиной. Визг разорванного металла говорил о своем: шлюпка опасно накренилась, снова встала, шатаясь, как пьяный, и остановилась при наклоне палубы в тридцать градусов.

– Это значит то, что я подумал? – спросил Робард.