На обложке был нарисован стул. На стуле банка. В банке динозавр.
На заднем плане, если не ошибаюсь, рыжая сопка.
Я написал рассказ о том, как в редакцию журнала приходит телеграмма от фотокорреспондента с Дальнего Востока: мол, динозавры не вымерли и один из них пойман.
В редакции начинается суматоха, достают железнодорожную платформу, отправляют на Восток, но тут в редакцию входит фотокор с банкой в руке. В банке сидит динозавр. "Динозавры не вымерли, - говорит фотокор, - но сильно измельчали".
Когда я пришел на следующий день в редакцию, оказалось, что все мои коллеги проспали ночь без задних ног и никакого конкурса рассказов не получится. В редакции так удивились одному случайному сумасшедшему, что даже, по-моему, читать рассказ не стали и в тот же день загнали в набор. Все остались с премиями и тринадцатой зарплатой, а начальство предпочло не раздувать историю.
Рассказ назывался "Когда вымерли динозавры", а номер "Искателя" вышел в свет на рубеже 1967 года["Искатель" № 2, 1967 г. - Примеч. Ред].
Теперь следовало родиться на свет Киру Булычеву.
В нашем апокрифе говорится: как только стало известно, что рассказ "Когда вымерли динозавры?" был принят к печати, журналист и востоковед Можейко сильно закручинился. С одной стороны, хотелось прославиться, но опасения были велики.
Ну, выйдет фантастический рассказ. Прочтут его в институте. И выяснится, что младший научный сотрудник, лишь вчера защитившийся, про которого известно, что он сбежал из колхоза, прогулял овощную базу, не явился на профсоюзное собрание, отнесся не по-товарищески к известной красавице Ивановой, еще и пишет фантастику!
Гнать такого Можейку из института!
В общем, я испугался. И в одну минуту придумал себе псевдоним Кир - от имени жены, а Булычев, как известно, фамилия мамы. Может, дай мне побольше времени, создал бы что-то более изысканное. Но времени не было.
Самое интересное, что в институте в течение многих лет никто о занятиях Булычева не знал. Это было известно лишь самым близким друзьям.
Так продолжалось до 1982 года, когда я получил в один год сразу две госпремии (был сценаристом в двух фильмах). И в газетах неделикатно объявили: "Кир Булычев (Игорь Всеволодович Можейко)". Когда я пришел в институт, мне сказали, что заведующий отделом и парторг отправились к директору посоветоваться, что со мной делать. Ведь серьезный отдел, приличные люди - а тут такой конфуз!
К счастью, директор института, впоследствии шеф российской разведки, а позже премьер-министр, был не лишен чувства юмора. Он выслушал наших вождей и спросил: "План выполняет?" Шефы переглянулись и сказали: "Выполняет". "Ну и пускай дальше выполняет", - заключил директор, и на этом проблема псевдонима была закрыт.
Апокриф о первом рассказе Булычева подтвержден документально. И все же он, как положено апокрифу, не совсем правдив.
К тому времени я уже напечатал несколько детских сказок в "Мире приключений" - первые истории о девочке из XXI века. Более того, в письменном столе уже лежали другие фантастические опусы, которые для печати не предназначались.
Они были написаны большей частью во время моей второй поездки в Бирму.
Срок аспирантуры заканчивался, надо было защищать кандидатскую, которую я писал по проблемам бирманского средневековья. О государстве Паган, существовавшем в долине Иравади в XI - XIII веках, одном из крупнейших и самобытнейших государств Юго-Восточной Азии. И тут мне предложили в АПН поехать в Бирму снова - редактором и корреспондентом Агентства.
И я согласился.
Во-первых, потому что я рассчитывал добыть там материалы, чтобы закончить диссертацию. Во-вторых, мне нужны были деньги. В-третьих, мне просто хотелось снова побывать в моей драгоценной Бирме.
Так что летом я прошел стажировку в АПН, затем осенью 1962 года отъехал в Рангун.
...Есть печальный закон: нельзя возвращаться в полюбившиеся места и к прошлым привязанностям. Я помню, как в середине шестидесятых годов у нас с Кирой образовалось свободное время зимой и захотелось вырваться из Москвы. Мы сели в поезд и поехали в Ялту. В зимней Ялте светило весеннее солнце, кое-где цвели розы, ветер был не холодным, а прохладным. Но, главное, было пусто, чисто и просторно. Мы сняли за три рубля чудесный номер в гостинице "Ореанда", вечером ходили в ресторан, где в пустом зале играл небольшой оркестр. Мы подружились с оркестрантами, они потом приезжали к нам в Москву. Я тогда понял, что должен буду написать роман о зимней Ялте. Но взялся за него через двадцать лет - это мой главный и все еще недописанный роман "Река Хронос".
Читать дальше