Алексей Бессонов - Памятью крови

Они встали в двух метрах от ограды небольшого старого кладбища.

…Испуг маленького львенка скоро прошел. Единственное, что доставляло некоторое неудобства – это размеры деревянного вольера, в котором он теперь жил. Десять шагов, всего десять шагов. Но зато каждый день к нему приходила девочка, дочка хозяина фермы, и приносила с собой кусочки вкусной требухи и обязательную миску молока. Джимми – так она назвала его – быстро толстел и позволял чесать себе за ухом.

Однажды девочка надела на него прочный кожаный ошейник с веревкой и вывела во двор. Черные голые люди, и до того не решавшиеся подходить к его жилищу, тотчас же прижались к бревенчатой изгороди. От них пахло ужасом. Девочка что-то прокричала, заставив Джимми прижать уши. Из большого деревянного строения на краю двора вышел человек в высоких неприятно пахнущих сапогах. Львенок узнал его: это был тот самый человек, что убил льва, готового наброситься на Джимми тогда, в саванне. От обрушившегося на него страха львенок прижался к земле и жалобно пискнул.

– Ну не бойся, малыш, – ласково заговорила девочка. – Он такой милый, правда, дядя Карл?

Сапоги приблизились к львенку. Мужчина присел на корточки, осторожно потрепал его по загривку.

– Да, но он вырастет настоящим зверем. И что ты будешь делать тогда, а, Лотта?

Джимми ощутил спокойную уверенную силу, исходящую от этого человека, и успокоился. В его груди зашевелилось вдруг чувство, незнакомое ранее ни ему, ни сотням поколений его предков. Благодарность. Он не мог понять, что с ним происходит, но ему отчего-то хотелось встать на задние лапы и потереться щекой о руку Карла: Джимми слишком хорошо знал, что случилось бы с ним, не появись тот со своими людьми в саванне…

Теперь Гийом с нетерпением ждал видений, превращающих его в Джимми. И еще – вечерами, лениво прыгая с тумбы на тумбу в ослепительном свете прожекторов, он скользил глазами по рядам зрителей, терзаемый смутной надеждой встретить там синие глаза той самой Лотты. Он знал, что это невозможно, но все же ложь бывает иногда такой сладкой!

…Двенадцатого мая «Москито» майора Брезе приземлился на авиабазе в Реймсе. Прежде чем Бернар и его неизменный штурман лейтенант Клери покинули машину, на крыло грациозно спрыгнул огромный серо-полосатый кот с белым шрамом на спине. Подошедшие к самолету люди с некоторым удивлением заметили, что широченная физиономия кота как две капли воды походит на злобную оскаленную морду, украшающую потертый борт бомбардировщика.

– Машину доставил, – доложил Бернар молодцеватому генералу, который внимательно рассматривал кота, уже занявшего свое привычное место на плече хозяина.

– Я много слышал про вашего молодца, – щурясь, ответил генерал. – Но не думал, что увижу его воочию. Да и, честно говоря, не слишком верил…

– Это вы про сержанта Пьеро? – осклабился Клери. – Многие тоже не хотели верить, мой генерал. Но он, знаете, умеет внушать доверие. Когда хочет, конечно.

– Сержанта? – поднял брови генерал. – Ну вот, а я хотел его погладить.

– Лучше не надо, – помотал головой Бернар. – Со временем у него испортился характер, и он не подпускает к себе решительно никого, кроме нас с Раймоном.

Пьеро умер сырым майским вечером ровно через два года после того, как последний раз поднялся в воздух. Бернар сидел возле окна, за которым мягко шептал теплый дождь, пил виски и смотрел на тело друга, минуту тому назад прошептавшего ему «ор-ревуар, мон ами…». В смерти Пьеро стал как будто меньше, вновь превратившись в маленького серого котенка, смешно щурящегося в глаза молодому студенту…

Позади было все, решительно все. Первые парижские ячейки маки, расстрел родителей на небольшой площади в Сен-Дени, бегство в Англию на крохотной рыбацкой лодке, учеба в летной школе в Бристоле, невыносимо долгие вечера в ожидании, когда его зачислят наконец в боевую эскадрилью. Десятки раз их «Москито»-патфайндер прорывался сквозь зенитки к германским городам, чтобы сбросить светящиеся бомбы, указывающие путь армаде тяжелых «Ланкастеров», идущих следом, и благополучно возвращался назад. Их везению поражались все.

Но однажды, августовской ночью, крохотный осколок, прошив тонкую стенку кабины, разорвал Пьеро спину и царапнул по позвоночнику. Рана казалась несерьезной, после недолгого лечения кот снова занял свое место на плече хозяина. Да, тогда она казалась несерьезной… А через год после окончания войны Бернар заметил, что Пьеро стал прихрамывать. Он возил его к лучшим ветеринарам, но те, стоило им увидеть шрам и услышать о его происхождении, только разводили руками. Пьеро боролся как мог, но осколок оказался неумолим.