Кир Булычев - Старый год

– Любовь, – объяснила Марфута, – не терпит компромиссов.

Поверить в эту историю было нелегко, но окружающие говорили об экспериментах зловещего Фридриха как о само собой разумеющемся. И уловив сомнения Егора, Марфута подтвердила:

– Здесь много необъяснимого. Я сама иногда теряюсь.

– Но это же было у нас! – возразил Егор. – Давно и у нас, а он все равно такой же.

– Глупости, присмотрись, – велела Марфута.

Егор присмотрелся. Партизан, как бы желая ему помочь, снял цилиндр. Волосы у него были длинные, седые, редкие. Лицо молодое, почти юношеское. Глаза оловянные. Все остальное досталось Партизану от древнего старика.

– Вы с какого года? – спросил Егор.

– Я на десять лет старше века, – ответил Партизан.

– Вам сто лет?

– Чуть больше. Но я неплохо сохранился. – И Партизан засмеялся легко и беззаботно. – И пока не сойду с ума или не попадусь к бандитам, буду так же хорош, весел и рассудителен.

– Милый мальчик, ты пей воду, пей, – сказала Марфута. – Здесь организму не требуется пища. Ты можешь, конечно, поесть, и желудок у тебя сработает, но еды не требуется. А вода нужна. Наши с тобой организмы беспрерывно выделяют пар и пот. Вода очень нужна. И не важно, какой это чай, от воды не отказывайся.

Марфута была ласковая, заботливая, как родная тетя, к которой ты приехал на дачу. Люська послушно отпила из чашки. Но ей пока пить не хотелось. Егор поблагодарил Марфуту, но тоже пить не стал.

– Кто не пьет, быстрее стареет, – сказала Марфута.

– А здесь стареют по-разному? – Этот вопрос давно крутился в голове Егора. Ответ на него был не так уж и важен. Егор решил для себя, что он отсюда выберется. Не останется в этом глупом мире. Но для того, чтобы уйти, важно было понять. Ведь Егор многого не понимал до сих пор. Даже куда попал – не понимал, что это за мир людей, которые в новогодний час, в новогоднюю минуту мысленно отказались идти в новый год с остальными людьми. Мир беглецов? Это, очевидно, будет лишь самый первый, поверхностный ответ. А суть-то, наверное, глубже. И нужно задать правильный вопрос.

– Здесь никто не стареет, – ответил Партизан. – Безусловно.

Пыркин слил в стакан оставшуюся водку. Спросил:

– Никто мне компанию не составит?

Когда никто не ответил, он выпил стакан и сказал:

– Люди стареют, как стулья. Стул бывает новый, а потом разваливается. Он неодушевленный. Так и мы – стулья.

– Стулья! – засмеялся Партизан. – Из красного дерева.

«А сколько вам лет?» – хотел спросить Марфуту Егор. Но у женщины спрашивать об этом неприлично.

Вдруг он увидел себя со стороны в бытовке, тускло освещенной светом из двух маленьких окошек, сидят за шатучим столом несколько человек и пьют холодную воду из чайника.

– Сухарика еще хочешь? – спросила Марфута.

– Не хочу! – вырвалось у Егора. – Ничего не хочу! Я домой хочу.

– А вот домой, к папе и мамочке, у нас дороги нет, – сказала Марфута. – Многие бы желали, но не получается.

– Ты не права, Марфута, – сказал Партизан. – Говорят, что были отдельные попытки.

– Удачные? – спросил Егор.

– Молодой человек, вы попали сюда по своей воле. И притом по сильной воле. У вас просто не было другого выхода. Только отчаяние. Да, именно отчаяние вы оставили за своей спиной. Вы спаслись от отчаяния, приехали к нам, мы довольны, что вы нам свежие московские новости будете рассказывать, но вам вдруг захотелось обратно. Да если б это было возможно, люди начали бы шастать между нашими действительностями. И к чему бы это привело?

– К полному разрушению обоих миров, – ответил Пыркин. – Исторически это нам известно. Слияние двух цивилизаций всегда приводит к гибели одной из них. Дружбы народов, как и дружбы галактических цивилизаций, пока не отмечено. Но, скажу я вам, мне досталась плохая, ядовитая и, может, даже отравленная водка.

– Что любопытно, – заметил Партизан, – здесь отравиться нельзя. Как я понимаю, происходит нарушение связей в организме. Но вырвать может.

– Только не меня! – сказал бывший учитель.

– А здесь много людей? – спросил Егор. Он задавал вопросы вроде бы и правильные, но, как сам понимал, не главные. Но не знал, где же главные вопросы и знает ли кто-нибудь ответы на них. В голове постепенно воцарялась экзаменационная тупость, когда нет ни одной мысли и совершенно все равно, что поставит тебе учитель.

– У нас раньше людей больше было. Но многих нелюди затравили. Это же ужас какой-то, живем, словно на границе, – сказала Марфута.

– А за рекой Афганистан, – сказал Пыркин.