Кир Булычев - Вид на битву с высоты

Я закончил рассказ своим появлением здесь. Захотелось осмотреться, может, осесть, хотя люблю я больше крупные города, а может, отправлюсь дальше. Как получится. Главное – я мирный человек, приехал с дружескими намерениями и встревать в войны не желаю...

– Черт тя знает, – сказал по завершении моей одиссеи Порейко. – Черт вас всех знает.

– Мне можно идти? – спросил я.

– Нет, – сказал Порейко.

Он поднялся, решительно кинул мой паспорт в ящик своего стола, вернее, ему показалось, что он кинул мой паспорт в ящик стола, – на самом деле паспорт уже был у меня в кармане. Но мало ли кому что кажется.

– Пойдем с тобой вместе, – сказал он.

Стоя, он расчесал свои кудри, распределив по лысине параллельными прядками, кликнул Одноглазого Джо и велел усатику садиться за завершение какого-то документа.

– Сейчас навестим Одуванчика, – сказал он своему адъютанту.

– Он сейчас в мастерской занят, – с почтением в голосе ответил Джо.

Порейко вылетел из комнаты подобно Петру Первому на каком-то полотне Лансере и помчался, поднимая ветер.

За ним бежал Одноглазый Джо и сзади – я.

День уже разгорелся, солнце светило жарко и влажно, под ним подушками лежали сизые тучи.

Люди оборачивались, глядя на нас, Порейку узнавали, некоторые пытались приветствовать его. Но Порейко никого не видел.

Мы промчались вдоль рядов рынка, в конце их у забора была мастерская «Металлоремонт», типичная хижина дяди Тома с окошком, как в заводской кассе.

Но мы не стали заказывать ключ, Порейко обогнул мастерскую сбоку, толкнул дверь, а мы с Джо остались снаружи, на пороге, потому что места внутри хватало лишь для длинного верстака с вальцами, половинки стола, где были сложены инструменты, и стула, на котором сидел хозяин мастерской Одуванчик.

Я сразу понял, почему его зовут Одуванчиком. Он был смуглым, загорелым или с детства смуглым, а тонкие завитые волосы вокруг лысинки-тыквы казались одуванчиковым белым пухом. А лицо у него было гладким и добрым, с большими бараньими глазами.

– Все знаю, – сказал он, не оборачиваясь и не переставая обтачивать болванку. – Все слышал. Страшно недоволен. Всех накажу. А ты, Трофимыч, своих тоже накажи.

– Я там сам был, – сказал Порейко. – Знаю, кого наказывать.

– Зачем волнуешься, гипертонию подхватишь.

– Ты предупреди, Артем Давидович, – сказал Порейко, – ты предупреди Кирилла, чтобы он глупостей не делал. А я тебе хочу представить (он так и сказал: представить) моего нового человека, прибыл к нам из самой столицы, состоит моим личным водителем. Познакомься, Юрик, и проникнись уважением к единственному в наших краях «авторитету».

– Преувеличение. – Мастер Одуванчик обернулся ко мне. Он отложил болванку и вытирал ветошью пальцы. – «Авторитетов» в Меховске нет, а вот авторитетные люди имеются в наличии.

Он протянул мне руку.

Ладонь и пальцы были жесткими, как у человека, который занимается ручным – металлическим или каменным – трудом.

– Не могу без работы, – сказал Одуванчик. – Руки мои тянутся к труду. И вроде пенсия у меня хорошая, и квартира есть, а все продолжаю приносить пользу людям.

– Значит, договорились? – спросил Порейко.

– Что-то твой Юрик очень злой, это плохо, – сказал Одуванчик. – Людей надо любить, а не калечить.

– Александра в больнице, – ответил также коротко Порейко. – Люблю я Александру, жениться на ней собрался.

– Неужели Александру обидели? Значит, я был прав, когда рассердился на бездельников. Но за Александру они от меня вдвое получат. Так что иди, Трофимыч, гуляй, воспитывай своих молодых ветеранов. Нам с тобой делить нечего.

Мы вышли наружу. Тучи подобрались к самому солнцу. Воздух был тяжким, мокрым, парным.

– Врет он все, – сказал Порейко.

Одноглазый Джо уже пошел вдоль рядов, остановился возле торговки, стал прицениваться к огурчикам.

– Ты думаешь, что он чудак – Одуванчик? – сказал Порейко.

– Я так не думаю.

– Он на рынке сидит как паук. Контролирует рынок, а когда рядом хозяйский глаз, всегда можно пожаловаться или совета попросить.

– Он вас не любит? – спросил я.

– Конечно, не любит, но ссориться со мной не будет. И особенно ему неприятно, что Александру задели. Это уж совсем не по-людски. Но он ничего поделать со своими не может. Они же отмороженные, надо с ними разобраться. А ты как думаешь?

Мы вышли с рынка и остановились. Порейко закурил.

– Не знаю ваших возможностей, – сказал я.

– Правильно, и я спешить не буду, – сказал Порейко. – Но когда время придет, я их отправлю куда положено.