Кир Булычев - Вид на битву с высоты

Мы с Иваном поехали в Вологду. Вологда была реставрирована для иностранных туристов, на Сухоне стояли декоративные пароходики, набережная на той стороне светилась реставрационными красками. Никаких следов корабля мы не отыскали.

Не буду отнимать у вас время. Но скажу лишь, что по туманным наводкам, которым можно было верить, а можно и не верить, мы побывали в Котласе, потом в Архангельске и даже в Инте. Корабль был похож на нужного тебе человека, который только что был, «чай с нами пил», да вот вышел, а куда – неизвестно.

В общем, наш поход занял три недели, мы загорели, испортили себе желудки столовской пищей, но корабля так и не нашли. У нас были его рисунки, сделанные по памяти местными юными художниками, несколько любительских фотографий, на которых перед кораблем или вокруг него стояли толпами местные жители, отчего рассмотреть корабль в деталях было невозможно.

Но в целом материалов оказалось достаточно, чтобы ребята из конструкторского бюро нашего института сделали модель корабля и даже на основе ее смогли доказать, что скорость у корабля была невероятной, а сделан он был далеко за пределами Солнечной системы.

Три генерал-лейтенанта космической службы и шесть капитанов при них долго вздыхали и обещали институту сказочные дотации. Нам все обещают сказочные дотации, пока не доходит дело до выплаты. Тогда дотации исчезают.

А потом, еще дня через три, мы стояли и курили во дворе, в той его части, где свалены железки и прочие неудавшиеся гениальные приборы и вечные двигатели. Среди этих предметов была известная нам и не очень удобная скамейка синего металла с высокой прямой спинкой.

Иван с Саней и Борькой Коганом из компьютерного обеспечения травили анекдоты, а я стоял в сторонке и думал, что же мне эта скамейка напоминает. Потом я догадался, что если склонить голову так, чтобы она располагалась горизонтально, то вместо скамейки увидишь тот самый космический корабль. Я об этом сказал ребятам, они посмеялись надо мной, но поставили скамейку на попа – и в самом деле получился тот самый космический корабль.

К вечеру об этом знал не только институт, но и вся научная общественность Москвы. К сожалению, за три месяца, пока корабль неизвестными нам путями добирался до института, чтобы занять место на курилке, он был выпотрошен до звенящей пустоты.

Но все равно примчавшимся вновь генералам и капитанам корабль был интересен – сплавом, пропорциями и черт знает чем. Корабль от нас увезли, а Борька Коган из компьютерного обеспечения до сих пор клянется, что железяка на курилке стояла три года, тогда как корабль в Каруе упал лишь этой весной.

Я рассказал об этом, чтобы показать, сколько еще в природе неразгаданных тайн и подобных глупостей.

А теперь пора переходить к первому визиту полковника Миши, с которым мне еще не раз придется в жизни встретиться.

Я до сих пор совершенно не уверен, что Мишу зовут Мишей, что он на самом деле скромный милицейский полковник, я даже не знаю, похож ли он внешне на того Мишу, который возвращается со службы домой и садится ужинать. Ни в чем нельзя быть уверенным. Кроме одного – у полковника Миши нет чувства юмора, вернее, оно у него спрятано так далеко, как солоноватая вода в пустынном каракумском колодце: копай – не докопаешься.

Мы с Катрин пили кофе и мирно беседовали о незначительных вещах. За открытым окном надрывался кран, грузивший на трейлер случайно обретенный космический корабль.

Прошедшие месяцы не сблизили нас. Нет, мы не расстались совсем, мы несколько раз ходили вдвоем в захаровский театр, на Майкла Джексона, на выставку Шемякина, в китайский ресторан... Катрин говорит, что я не смог простить ей того, что она выполняла задание, общаясь со мной. Разумеется, все не так просто. Вернее, мы стали сотрудниками, и, если роман продолжать, он станет романом служебным, а это, согласитесь, вносит в него элемент банальности. Конечно, Катрин мне очень нравится. Порой безумно нравится...

Открылась дверь, и в лабораторию заглянул высокий худой человек со скучным лицом. Волосы у него были зачесаны назад слишком правильно, нос был великоват, чуть нависал над верхней губой, но не более чем допустимо. Глаза у него были невыразительного серого цвета, в тон костюму. На вид этому человеку было лет сорок – сорок пять. Если бы я встретил его на улице через полчаса, то ни за что бы не узнал.

– Здравствуйте, – сказал человек. – Калерия Петровна не приходила?