Кир Булычев - Вид на битву с высоты

– Слушай, уйди, а? – попросила меня Рита. – А то я сержанта позову.

– Я сам сержант. – Я постарался успокоить ее улыбкой. Рита боялась и не любила меня. Я был ей противен – это шло из подсознания, она верила в то, что я убил ее Аркашу, хотя и не помнила никакого Аркашу.

Если бы я знал кого-нибудь из ее друзей или подруг – я бы попытался превратиться в какое-нибудь существо, приятное ей. Но я никого не знал. А превратиться в Аркашу я не посмел – это было бы жестоко и могло вызвать бурную реакцию.

– Но ты-то помнишь Риту Савельеву? – спросил я у Кима.

– Пойдем, – сказал Ким. – Мы тут не нужны.

– Ну хорошо, – сказал я. – Когда ты обживешься, Рита, я вернусь. И ты перевяжешь мои раны.

– Ребята, идите по своим делам, – сказала толстуха. – Не вяжитесь. Мы вам не девки. Понял?

– Я не имел в виду ничего плохого, – сказал я. – Просто мы раньше были знакомы.

И я внушал ей: мы были знакомы, я твой друг, я твой друг... но барьер в ее памяти был настолько тверд, что она не могла и не хотела меня вспомнить.

Ким потянул меня прочь.

– Ну и госпиталь, – сказал я, когда мы отошли немного и я оглянулся посмотреть, как они режут бинты. Рита смотрела нам вслед. Я помахал ей. Она неуверенно подняла руку и уронила ее.

– Ну теперь пойдешь со мной? – спросил Ким.

– Как договорились, – сказал я.

Мы выбрались из канавы и снова пошли по траншее, которая вела в тыл.

– Так ты тоже Риту не помнишь? – спросил я Кима.

– Ты эту имеешь в виду? – Он показал в сторону госпиталя.

– Вот именно. Ведь когда мы были в рефрижераторе, ты ее еще узнавал. Значит, нашей памятью они занялись уже здесь.

– Не говори загадками, – сказал Ким.

Мы шли по траншее, и нам никто не встретился. Наверное, отдыхали перед боем в своих ямах.

– Мне любопытно понять, – сказал я, – что сохранилось в твоей голове, а что пропало.

– Я улицу помню, на которой я родился.

– И какая это была улица?

– Обыкновенная улица... – Он сделал усилие, вспоминая, как она называлась. Потом сказал: – Пушкинская улица. Точно помню. Пушкинская. – Он обрадовался, что вспомнил. – Теперь нам легче будет найти.

– А ты и город забыл? – спросил я.

– Почему. Помню... Сейчас выйдем наверх, посмотрим и сориентируемся.

Он был прав – вскоре траншея кончилась, и нам пришлось выбираться наверх. Мы оказались на длинном холме, словно насыпи братской могилы. Левее, ближе к реке, в низине, сколачивали помост. Рядом была яма и лежал столб с перекладиной.

– Все это очень похоже на виселицу, – сказал я.

– Да кончай ты! – рассердился Ким. – Ну кому здесь нужна виселица?

– Виселицы, мой друг Горацио, – сказал я, – самое распространенное украшение тыловых областей Войска Донского.

– Цитируешь?

– А ты и грамотный притом?

– А почему я должен быть неграмотным? – удивился Ким.

– Может, ты и в школе учился?

– И в техникуме, – сказал Ким.

– В каком?

Вот этот вопрос натолкнулся на заслонку в его мозгу. До того он отвечал как бы автоматически, как в рассказе Чапека, – там следователь допрашивает свидетеля по аналогии: Лицо? – Нос! – Нос? – Горбатый... – Труп? – Яма. – Забор?.. И так далее.

Но когда я спросил о техникуме, должна была включиться часть мозга, отвечающая за сознательную деятельность. А она была блокирована.

Я посмотрел вперед. Перед нами плыла легкая мгла. Но сквозь нее, как только она чуть рассеялась, я увидел очертания города. Смотри-ка, он есть на самом деле! Я уж думал, что он – выдумка, чтобы подольше продержать нас в этой Боснии.

– Вот и пришли, – сказал я, показывая на город.

– Сколько до него идти? – спросил Ким.

– Может, тут трамваи ходят? – предположил я.

– Нет, тут уже давно ничего не ходит, – сказал Ким. – Помнишь, нам майор-идеолог говорил?

Я не помнил, чтобы майор нам говорил нечто подобное. Но, может быть, сила его убеждения и заключалась в том, что разные субъекты его обработки слышали различные тексты?

– А что он еще тебе рассказал? – спросил я.

Мы стояли на возвышенности и старались угадать строения сквозь подвижную мглу.

Ближе к нам поднимались дома окраины – в основном невысокие, старые, хотя справа был виден более или менее современный район, из скучных блочных корпусов. Центр города скрывался во мгле, даже в ясную погоду вряд ли мы смогли бы что-то разглядеть на таком расстоянии.

Я глядел вдаль и в отличие от Кима, который был убежден, что видит родной город, понимал, что скопище домов, путаница улиц, вывески магазинов, цветы на окнах, светофоры или знаки переходов – все это ко мне не имеет никакого отношения.