Кир Булычев - Киллер

– Но я не читал его книги.

– Не тратьте времени. Это все пустое. Он – пригорок для велосипеда, а я уже гора. И пускай они называют меня постмодернистом. Они просто не знают слова для настоящего таланта и не могут признать, насколько я их выше. Ну, вы пойдете ко мне за рукописью?

В номере он вдруг усомнился, давать ли мне рукопись. Первую часть, в журнале, отдал легко, а рукопись…

Потом сказал:

– Прочтете журнал, если захочется, попросите. Добро?

Мерзавец! Он мне не доверял.

– К сожалению, – сказал я, – мне придется вас убить.

– Зачем? – спросил он. Он еще не успел испугаться.

– Меня попросили.

– Чепуха! Так не бывает.

И я выстрелил ему в живот. Я не хотел, чтобы он боялся, мучился, переживал. Выстрелил – и дело с концом.

В комнате жужжала, летала кругами стрекоза. Стрекозам пора спать, а эта летала. Пистолет мой был практически беззвучным.

Он сел на пол и запрокинул голову.

Я подождал, пока он исчезнет.

Затем я взял журнал, вынул из его чемодана рукопись. Чемодан был желтым, потертым.

Я не торопился уходить. Я ждал, пока все закончится.

Сейчас его тело несется, прошибая перегородки между слоями, разделяющими параллельные миры. Разумеется, в переносном значении – его телу надо отыскать тот мир, в котором существует точно такой же Сергей Адамец, приехавший в точно такой же городок Спишска Нова Вес. Он соединится с ним и не заметит того, что в теле будут жить две души, две одинаковые души в одном теле. У нас же, в нашем мире, на одного фантаста стало меньше…

Вы уже готовы упрекать меня за то, что я обманываю заказчиков, не убиваю их жертвы, а попросту переселяю их в иную реальность.

Если вы все еще недовольны мной, то объясните мне разницу между полным и окончательным исчезновением человека и его смертью – исчезновением его души при условии, что бренная оболочка где-то валяется. А что, если я утоплю его в озере? Так что его не найдут много лет? Или закопаю – надежно и глубоко? Разве тогда бренная оболочка не исчезнет? Ну то-то.

Я не говорю о гуманизме. Честно говоря, я убил Адамеца. Он хотел существовать именно в моем мире, может, даже полюбил девушку, может, подружился с издателем. Я ведь не уверен, что в том мире, куда он попал, есть все то же самое, точно то же самое. Вернее всего, он не сообразит, что же случилось на самом деле. В лучшем случае сочтет все странным сном.

Я быстро просмотрел его вещи. Ничего, что могло бы связать нас. И ни слова о Заказчике.

Потом я взял с собой все принадлежавшее Адамецу. Даже зубную щетку. Когда завтра придут, окажется, что молодой немытый писатель уехал, ничего не сказав. А так как его номер оплачен, никто не спохватится. Никто не спохватится и на Парконе, так как писатель уже выступал сегодня и волен уехать куда вздумается. В Москве у Сергея тоже нет родных. Был человек – и не стало человека.

Я взял его сумку и перешел через коридор, к себе.

Мой поезд уходил в половине седьмого утра. Я позвонил дежурной, попросил разбудить меня и заказал такси.

Итак, я убил еще одного человека. Теперь изучу то, что он оставил после себя на нашей Земле.

Я лег в кровать и стал читать повесть в «Искателе». Это была великолепная повесть. Я не очень люблю фантастику, скажем, я равнодушен к ней. Но это была чудесная, легкая, совершенно не похожая на автора вещь.

Я дочитал журнал в два часа ночи и заснул под гипнозом его таланта.

Утром, в поезде, я принялся за вторую часть – рукопись.

Я закончил читать у самой Братиславы, через пять часов.

Погода катастрофически испортилась. Уже от Жилины начался дождь. Высокие Татры скрылись в облаках. Облака неслись над замком в Тренчине, порой скрывая его башни. В купе было пусто, последний попутчик сошел в Тренчине.

Содержимое сумки Адамеца я завернул в словацкую газету и уже на вокзале в Братиславе выкинул сверток в бак для мусора. Пустой желтый чемодан я избрал своим багажом – в него уложил свою сумку. Выкидывать в Братиславе я его не хотел, чтобы не вызвать излишних подозрений. А вдруг он попадется на глаза кому-то из делегатов кона – случайности бывают невероятные.

Желтый чемодан я выбросил в лесу возле Шереметьева, в гигантскую кучу мусора.

Три часа, пока мы летели до Москвы, и еще полчаса в автобусе я думал лишь о повести. Мне было важно узнать, что будет в третьей части. Пожалуй, мне еще в жизни не приходилось попадать в такое странное положение – я зависел от литературного текста, как наркоман от понюшки кокаина.