Филип Дик - ОБМАН ИНКОРПОРЕЙТЕД

Впрочем, на сей раз шум носил абсолютно непривычный — и пугающий характер.

Словесная чушь теперь приобрела некоторый смысл… и этот смысл на время вывел из строя его тактический замысел. Не был ли этот шум электронным сигналом, посланным ООН, чтобы сбить настройку его нормально функционирующей камеры? Эта мысль, пусть теоретическая, заставила Глока покрыться ледяным потом. Он продолжал, не имея возможности уклониться, слушать любопытную смесь чепухи — и смысла. Причём смысла высшего порядка.

«…Впрочем, я понимаю, почему сало, масло, маргинаты и прочее от Зубко раздувают слово „спора“ в весьма зловещий слоган мужской споры . Их инструкция по пользованию на трёхмерном видео предназначена, грубо говоря, женщинам-потребителям. Хи-хи, не примите в обиду. Если подробнее, то она гласит: „Мужская спора, дорогуши, как известно, неудержима в своём безумном стремлении (наперекор здравому смыслу и моральным ограничениям) достичь женского яйца. Уж так устроены мужчины. Верно? Все мы это понимаем. Дайте мужской споре полдюйма, и она отхватит себе семьдесят две целых одну шестую мили. БУДЬТЕ ГОТОВЫ! ВСЕГДА ГОТОВЫ! ОГРОМНАЯ СКЛИЗКАЯ КОСОГЛАЗАЯ ЖЕЛТОКОЖАЯ МУЖСКАЯ СПОРА, ВОЗМОЖНО, СЛЕДИТ ЗА ВАМИ В ЭТУ МИНУТУ!“ И, с учётом её дьявольской способности шустрить милю за милей, вы можете быть в этот миг в смертельной опасности! Цитируя Драйдена: „Горнист трубит, к оружию нас призывая“ и так далее. (И не забывайте, дамы, о внушительном призе, назначаемом ежегодно фирмой „Зубко Продактс, Инкорпорейтед“ за максимальное количество мёртвых мужских спор, высланных почтой на нашу фабрику Каллисто в старой наволочке из ирландского льна, в знак признания, во-первых, вышей стойкости в борьбе с проклятыми злодейками и, во-вторых, того факта, что вы покупаете нашу пенообразную эмульсию в стофунтовых аэрозольных баллонах.) Кстати, помните: если вы не в состоянии надлежащим образом запасти в подходящем месте обильную дорогостоящую дозу патентованной эмульсии „Зубко“ перед супружеским законным интимом, то просто опустошите банку спрея, направив сопло прямо в гримасничающую грибовидную мерзкую физиономию, парящую в шести футах над вами. Наилучшая дистанция…»

— Наилучшая дистанция, — повторил вслух Грегори Глок, заглушая навязчивый шум в ушах, — приблизительно два дюйма.

«…два дюйма, — вторил ему жестяной механический голос, — от глаз. Патентованная эмульсия „Зубко“ не только…»

— Классно истребляет мужские споры, — пробормотал Глок, — но также вышибает к чертям слёзные железы. Жаль тебя, парень. — «Конец инструкции, — подумал он. — Конец монолога. Конец секса. Конец Зубко, либо зуб Конецко. Реклама это или анализ разбазаренной даром жизни? Эта лекция известна мне наизусть. Но почему? Откуда? Она как будто возникает у меня в мозгу, не приходя ко мне извне. Что это значит? Необходимо узнать ».

«Всегда помните, — продолжал неумолимый голос, — что мужские споры обладают устрашающей способностью прогрессировать на собственной энергии. Если вы обдумываете это постоянно, дамы…»

— Устрашающей, да, — повторил Глок. — Но ПЯТЬ МИЛЬ? — Он вспомнил, что произнёс когда-то давно эти слова. Когда был ребёнком. «Да нет же, — подумал он. — Я не говорил об этом вслух, а только думал, замышлял это как злую шутку, парнишкой в школе. Но сейчас, в этой треклятой камере мне перекачивают перефразированные сенсорные данные из внешнего мира — это мои собственные прежние мысли возвращаются ко мне: петля моего мозга назад к нему же с десятилетним запаздыванием.

«Сплаб — гног — форб — СКУАЗ», — безжалостно дребезжал в его беспомощных ушах голос на проводе аудиовхода.

«Моё оружие противодействия, — думал Глок. — Они блокировали его собственным оружием противодействия. Кто же…»

— Да, сэр, гног форб, — сердечным, но искажённым голосом объявил голос на аудиовходе. — Говорит славный мальчуган Чарли Фолкса по имени Марта, сейчас я отключаюсь, но скоро вернусь, а со мной мои хохмочки для поднятия настроения — чтобы всё было светло, весело и СКУАЗно! Ту-де-лу! — Голос замолчал, и тишину нарушали лишь слабые потрескивания электрических разрядов.

«Не знаю никакого мальчишки по имени Марта», — подумал Глок. И понял, что здесь что-то неладно: имя с окончанием на «а» не могло принадлежать мальчику. Логический подход подсказывал имя Март. Но может быть, они заодно с Чарли Фолксом об этом не знали? Наверное, не слишком начитаны. Насколько Глок помнил, Чарли был из разряда чертовски невежественных самоучек, прикрытых снаружи тонким слоем культурных, научных, случайных и сомнительных полуфактов, которые они обожают бубнить часами любому подвернувшемуся зеваке в пределах досягаемости голоса. А когда Чарли повзрослел, можно было просто уходить от него прочь, и он продолжал говорить, ни к кому не обращаясь. Но, разумеется, в те дни у Глока не было своей камеры, а ощущение пространства-времени было нарушено, и минуты казались ему годами — по крайней мере, в этом уверяли его давным-давно промыватели мозгов, тестируя и подготавливая его для функционирования в специально спроектированной и смонтированной камере.