Гарри Гаррисон - Мир Смерти против флибустьеров

Они все четверо ощутили внезапно страшную усталость и километров двадцать проехали по шоссе в полном молчании. Потом Язон вдруг повернулся к Мете и сказал:

– Ну, все. Революция отменяется. Как говорили в древности: «Занимайтесь любовью, а не войной!» Поехали жениться.

– Правда? – спросила Мета с некоторым недоверием.

– Абсолютная правда, – сказал Язон как можно серьезнее. – А потом – напьюсь. Повод достойный, а причин – выше крыши.

– А мы? – спросил Робс.

– Тоже хотите напиться? Пожалуйста.

– Нет, мы хотим жениться.

– Вам еще рано, – сказал Язон строго. – По местным законам.

– А по нашим – в самый раз, – улыбнулась Мета.

Капеллана они застали в церковном дворе. Закатав рукава темно-зеленой болотного оттенка рясы тот копался в движке своего вуатюра, и руки его едва ли не по локоть были вымазаны в чем-то темно-бордовом, похожем на запекшуюся кровь – то ли смазка, то ли тормозная жидкость. Язон вспомнил, что местные священники в прошлом такие же убийцы, как и остальные пираты, и невольно поежился от вида этих обагренных рук.

– Вы ко мне? – спросил капеллан деловито.

– Да, батюшка. Мы хотели бы повенчаться.

– Невесте вашей исполнилось семнадцать?

– Так точно, батюшка, моя невеста – та, которая постарше.

– Ну, тогда нет проблем, сын мой. Пятьдесят пять реалов в кассу храма и я запишу вас на завтра.

– А почему на завтра, батюшка? – поинтересовался Язон.

– Помилуй, сын мой, надо же повесить объявление, чтобы собрался народ, у нас как-то так заведено от веку…

В голосе священника не чувствовалось жесткого требования и Язон спросил:

– А без народа никак нельзя?

– Отчего же, сын мой? Венчаетесь вы перед лицом Божьим, а я слуга его на Джемейке. Для совершения обряда необходимо лишь два свидетеля. Они у вас есть. А народ, то есть прихожане – это просто зрители. Как вам будет угодно, сын мой. Другие обычно просят, чтобы побольше людей пришло.

– Мета, ты хочешь венчаться при народе?

– Нет, – коротко сказала Мета, вовремя удержавшись от желания высказать свое мнение о данном конкретном народе.

– Мы предпочтем без особых торжеств, но поскорее, – резюмировал Язон.

– Тогда подождите, я сейчас.

И капеллан принялся вытирать руки тряпкой.

– Пройдите пока во храм.

Было очень забавно стоять перед алтарем среди дрожащих огоньков свечей и слушать тихую и красивую органную музыку. А после густой, напевный, сделавшийся вдруг совсем неузнаваемым голос капеллана:

– Венчаются раб Божий Язон и раба Божия Мета. Именем господа нашего Иисуса Христа…

«Что ж, – думал Язон, – один раз я уже был рабом. Тогда на планете Аппсала хозяином моим стал некий Чака, бригадир сборщиков местного хрена и охотник на моржей. Теперь в роли хозяина выступает древний Бог, Иисус Христос. Тоже красиво».

Язон покосился влево и заметил, что Мета гораздо серьезнее относится к обряду. Может быть из-за того, что служба велась на странной смеси латыни и испанского, и невеста ни слова не понимала, для нее все это было сплошной музыкой. А может, просто женщины (даже пиррянки) более эмоциональны? Но называть себя рабыней она бы точно не позволила…

Потом, когда капеллан перешел к вопросам, он, конечно, задавал их уже на меж-языке. И кроме традиционных: «Согласны ли вы быть мужем?.. Согласны ли вы быть женой?..», произносились еще предварительные, несколько неожиданные:

– Много ли душ ты загубил, сын мой?

– Ай, батюшка, много! – честно признался Язон.

– В этот торжественный день я отпускаю тебе грехи твои.

– Души – это кто такие? – быстро шепнула Язону растерявшаяся от непонятного слова Мета.

– Имеются ввиду люди, – пояснил тот также шепотом.

– А много ли ты загубила душ, дочь моя?

– Не слишком много, батюшка, – сказала Мета, стараясь соответствовать моменту и впервые употребив ритуальное обращение к капеллану. – Но было и такое, не скрою.

– В этот торжественный день я отпускаю тебе все грехи твои, дочь моя.

Звучал орган. Горели свечи. Пахло горелой смолой босвелии. Здесь ее жгли в специальных маленьких кастрюльках, подвешенных на цепях. А на планете, где прошло детство Язона, тоже росли такие деревья, и мальчишки любили бросать их корни в костер из-за очень ароматного дыма, навешавшего странное, загадочно дразнящее и щемяще-грустное чувство.

Потом они завернули в магазин, где взяли большую бутыль тортугского рома и флягу любимой Язоном натуральной газированной воды из источников Цумба на Цефее. А также целую корзину фруктов.