Гарри Гаррисон - Мир Смерти и твари из преисподней

– Возражаю! – поднял руку Арчи.

И Керк дало ему слово.

– Каждая новая генерация монстров существенно отличается от предыдущей. Стэн не учитывает, я бы сказал, не хочет учитывать этого момента. Однако факт на лицо: меняется форма клюва, мышечные реакции, цвет кожи, отмечается явная тенденция к усложнению псевдобиологической структуры этих особей. Если мы станем планомерно наращивать мощности чисто военного давления, то на определенном и весьма скором этапе, появится поколение монстров, по-настоящему готовых вступить с нами в контакт.

– Спасибо, Арчи, – сказал Керк. – Эту парадоксальную теорию мы уже слышали от тебя однажды. И, должен признать, среди наших найдется немало охотников обкатать эти идеи на практике. Так что – не унывай! Но все-таки к мнению Стэна, тоже следует прислушаться. Он у нас опытный боец, а к тому же вообще неглупый парень.

– Заметьте, я ведь не перебивал и не заглушал Стэна, – слегка обиженно оправдывался Арчи. – Я просто хотел и хочу, чтобы над проблемой каждый думал сам, а не верил кому-то на слово. Тем более что слов сказано будет много, а единство во мнениях вряд ли обнаружится, хотя я искренне приветствую, господа ветераны, вашу неожиданную коалицию. Давайте, что ли, послушаем следующего докладчика.

Следующим оказался Бруччо, который водя крючковатым носом вдоль строчек собственных записей, вначале долго бормотал что-то невнятное, а под конец, неожиданно и четко резюмировал:

– Моналои – планета-наркотик. Я это понял достаточно давно, только поверить боялся. Все проверял, знаете, проверял… Вы себе и представить не можете: здесь каждая травинка живет от дозы до дозы! Перекрой им канал поступления «лекарства», и жизнь останавливается, любая: растительная, животная, разумная. Чем выше степень организации живого существа, тем сильнее его зависимость от чумрита и всех прочих сопутствующих факторов. Я, конечно, провел химический анализ. Результаты получил любопытные. В принципе, но вообще-то ничего нового для себя не открыл. В плодах айдын-чумры и прочих ядовитых местных фруктах содержится не какая-нибудь там не поддающаяся описанию экзотика, а хорошо знакомый любому химику диметиламид лезиргиновой кислоты, называвшийся когда-то красивой аббревиатурой ЛСД-25.

Бруччо сделал паузу, давая возможность всем, кто способен, осмыслить эту весьма забавную информацию.

– Следует отдать должное изобретателям этого наркотика, – продолжал он. – А изобретатели у него были, вне всяких сомнений, друзья: наркотик-то сугубо синтетический. Естественным путем, в природе, даже элементарный ЛСД-25 возникнуть принципиально не мог, а уж эта модификация, изящно закамуфлированная под безвредное мультимолекулярное вещество – тем более. К сожалению, я совершенно не представляю себе механизм синтеза подобного химического оборотня. Но сдается мне, что один раз в своих путешествиях мы уже напарывались на такой же хитро синтезированный с помощью высоких технологий психоделик.

По залу прокатился шумок: то ли кто-то вспоминал, когда и где происходило упомянутое Бруччо знакомство с экзотическим веществом, то ли просто большинство присутствующих перестало понимать, о чем талдычит высоколобый биолог.

– Для не разбирающихся в терминологии я мог бы сказать проще – «наркотик», – пояснил Бруччо, – но в действительности есть существенная разница между этими двумя классами стимулирующих препаратов. Трагизм нашего с вами случая, друзья, заключается как раз в том, что чумрит (в действительности не только он, но давайте для простоты говорить именно об этом препарате) представляет собою сложнейшее сочетание вещества, дающего неповторимые ощущения психоделического полета в иной реальности, и – вещества, обладающего свойством вызывать фантастически быстрое привыкание – с первой минимальной дозы.

На этой фразе Бруччо раздалось уже дружное громкое «Ах!» Во-первых, известно было, как относятся пирряне ко всякого рода наркотикам и прочим дурманящим средствам. Даже простейший никотин они люто ненавидели и отвергали для себя категорически. А во-вторых, уже многие знали, что в результате печального стечения обстоятельств местного жуткого зелья глотнул не кто-нибудь, а сам Язон. Почти пиррянин. Ну, еще бы! Первый в истории официальный муж пиррянской женщины. Глядишь еще год другой и его станут называть обитателем Мира Смерти без всяких скидок и оговорок. Впрочем, такое было бы вполне справедливо уже сегодня. И как же, скажите, не переживать пиррянам, если их соотечественник попал в серьезную беду?