Сергей Герасимов: Бескровная охота

Одна из толстух взгромоздилась на его столик.

– Девочка, не загораживай свет, – сказал он.

– Ты хочешь сказать, что я толстая?

Он криво усмехнулся.

– Я хочу сказать, что я хочу спать.

– Вот и прекрасно. Я тебя провожу.

– Я не любитель бегемотов.

– Каждый имеет право быть толстым.

– Конечно, – сказал он, – каждый имеет право быть толстым, грязным, больным и глупым. Проваливай.

Толстуха отправилась отплясывать дальше. Столик в дальнем конце зала, у искусственной пальмы со стеклянным светящимся попугаем, привлек его внимание. Там разговаривали двое мужчин. На деловых людей не похожи, да и деловые не решают свои дела в два часа ночи – такие приходят днем, и их легко отличить по особой холодности жестоких лиц. Было в этой парочке что-то необычное, и ему никак не удавалось понять что. Он отхлебнул еще пива и задумался. Не потому что любил, умел или привык думать, а потому что пьяная мысль зацепилась за тех двоих, как рукав за гвоздь. Вот. Вот оно. Тот, что поменьше и в пиджачке, что-то поставил под стол. Похоже на портфель, из которого торчат цветы. Конечно, отсюда не разглядишь.

Минут через двадцать один из них встал из-за стола. Кажется, он был сильно пьян. Или не пьян, или принял на грудь что-то покруче. Его проблемы. Пошел к выходу, едва не упал на ступеньке. Постоял и грохнулся в темноту. Пьяные так не падают. Это точно, на пьяных здесь насмотрелись, могут отличить одно от другого. Тот, который в пиджачке, тоже встал и пошел к выходу. Исчез в темноте улицы. Чемоданчик остался под столом.

Алекс по прозвищу Пингвин работал в кафе помощником повара. Ему было двадцать девять. Семьи он не имел, никаких обязательных дел вне работы – тоже. Разве что гулять с собакой – огромным старым ротвейлером, доставшимся ему в наследство от дяди. Дядька умер три года назад, от туберкулеза, который подхватил в лагерях. Собака так толком и не приняла нового хозяина. Так что Алекс Пингвин обычно сидел в кафе до упора, наливался дешевым пивом, а потом шел домой и заваливался спать. Итак, чемоданчик-то остался. Может быть, это бомба. Скорее всего.

С мыслью о бомбе Пингвин положил голову на руки и закрыл глаза. С закрытыми глазами он мог отчетливо видеть хвост последней мысли, той самой, на букву «б»; хвост вращался по кругу против часовой стрелки. Это означало, что он спит. Почему бы и не поспать? – подумал он. Он любил это состояние свободы, вседозволенности самому себе – когда можно делать все, что прийдет в голову, и все окажется правильным. По крайней мере, нормальным. Он никогда никуда не стремился, ничего не добивался, никому не завидовал и не пытался украсть ничего большого, в отличие от большинства своих знакомых. Он просто делал первое, что приходило в голову, и был счастлив этим. Сейчас он спал.

Вскоре его разбудили.

– Пингвин, давай поможешь.

– А шо такое?

– Да не знаю. Вроде портфель прибили к полу.

– Как это прибили?

– Ну, приклеили, типа. Не оторвешь.

– Где? За двенадцатым столиком?

– Угу. Под ним.

– Там бомба, – сказал Пингвин.

– Никакой там бомбы нет. Петрович уже расковырял крышку и бил кувалдой.

– Я так крепко спал? – удивился Пингвин.

– Здоровый сон признак идиота.

– Лучше быть здоровым идиотом, чем больным умником.

– Вот именно. Пошли, будешь помогать.

Столик уже убрали. Теперь здесь стояла толпа. Все пытались сдвинуть чемоданчик или поднять его. Пока безуспешно. Чемоданчик был раскрыт и внутри виднелся прямоугольный брусок ярко-желтого цвета.

– Поднимали? – спросил Пингвин.

– Поднимали. Не поднимается.

– А вы попробуйте его перевернуть.

Сразу несколько ног начали пинать чемоданчик и он, действительно, перевернулся с грохотом. Желтый брусок разбился на много частей. В это мгновение полумертвая музыка из колонок прекратила свои конвульсии и свет погас. Погас всего на секунду, но погас полностью. И сразу же сквозь большие пустые окна ввалилась ночь с дальними светляками огней на другой стороне парка. Никто не успел ничего сказать, просто все остолбенели, когда снизу вверх полыхнул сноп малинового пламени и нарисовал черную тень Алекса Пингвина на ребристом металлическом потолке. И свет сразу вернулся, задергалась музыка, призывая кого-то курить табак и пойти в кабак. Снова начал кланяться стеклянный попугай с лампочкой в пузе.

– Эй, Пингвин!

– Чего?

– Оно долбануло тебя прямо в лицо. Как глаза? Видят?

– Видят, – сказал Пингвин. – Видят, да что-то не то.