Сергей Герасимов - Часть той силы

килЛер

Ложкин несколько раз перечитал написанное. Это слово, без всякого сомнения, означало "убийца". Мелкие волоски на его руках встали дыбом. Убийца? Убийца кого? Кто убийца? Не может быть, чтобы я, – подумал он.

Появившееся слово наверняка было как-то связано с его вчерашним сном. Со сном, который повторялся уже столько раз.

Впервые Ложкин увидел этот сон зимой, шесть месяцев назад. В тот раз еще не было убитой девушки, а была лишь тягостная уверенность в том, что он кого-то убил, и в том, что ему удалось кое-как замести следы. Сон был настолько отчетлив и мучителен, что Ложкин не мог прийти в себя несколько дней. То, что он чувствовал, это было не долгое рассасывание горького леденца сна, как то часто бывает, это были самые настоящие угрызения совести. Сколько он ни говорил себе, что сон это всего лишь сон, совесть не успокаивалась. Но вот прошло шесть месяцев, зима сменилась летом, и страшный сон начал воплощаться в реальность.

Он чувствовал это, но не мог найти объяснения этому. Слово «килЛер» было абсолютно реальным, но, чтобы убедиться в этом, Ложкин провел по нему пальцами. Он почувствовал себя так, будто увидел громадную черную волну, катящуюся на него и уверенно сносящую все на своем пути. Это слово появилось не случайно.

Вдруг он услышал шаги за своей спиной.

– Ты чей, мужик? – спросил незнакомый голос. В голосе слышалась явная угроза.

Он резко обернулся, испугавшись не голоса, а его неожиданной близости.

Рядом стояли два парня лет двадцати пяти, оба в одинаковых кепках с длиннейшими козырьками, очень похожие друг на друга, настолько, что вначале Ложкин принял их за близнецов. Один из них смотрел по сторонам, проверяя, нет ли кого поблизости. Когда он повернулся, Ложкин понял, что столь сильное сходство двум лицам придавали не одинаковые черты, а одинаковые выражения. И выражения эти не сулили ничего хорошего.

– Я свой, – ответил Ложкин.

– Своих я всех знаю. Я спрашиваю, ты чей? Шо, мужик, испугался?

Видимо, волнение последних секунд еще отражалось на его лице.

Ложкин сделал шаг к говорившему.

– Я свой собственный, – ответил он, – ты что, еще не заметил?

Мелкие пузырьки бешеной ярости заискрили в его крови, вспенивая ее, как шампанское.

Вдруг парень ударил Ложкина в грудь. Любое рукоприкладство всегда смущало Ложкина; именно из-за этого смущения, а не из-за страха или слабости он не любил давать сдачи, когда на него нападали в школе. Впрочем, он всегда любил смотреть бокс по телевизору. Бывшая жена его, остроносая Эльвира, тоже любила смотреть бокс по телевизору, а в запале супружеской ссоры она однажды разбила о стену стул. Это был, пожалуй, единственный раз, когда Ложкин замахнулся на кого-то кулаком. Замахнулся, но все же не ударил. А подонок сосед снизу не в счет. Он давно напрашивался.

Сейчас Ложкин пошел дальше. Он сочно ухнул негодяя по лицу, целясь куда-то в область глаза; удар пришелся в нос, из которого сразу же закапала красная струйка. Бить было радостно и здорово, как прыгать в воду головой вниз. Это уж точно дед сказал. Настоящая драка, как и настоящий секс, – два древнейших обязательных, потрясающих наслаждений мужчины, и даже неизвестно, что из них лучше. Мы просто созданы для этого, черт бы нас побрал!

Второй удар рассек парню щеку. Тот прикрыл лицо руками, а Ложкин продолжал, разбивая костяшки пальцев, лупить его по голове, которая опускалась все ниже. Когда первый из противников упал, Ложкин обернулся ко второму. Однако, тот держал в руках нож.

У колодца валялось немало всякого мусора, как в любом месте, где пророй останавливаются люди, но где никто не собирается убирать. Было несколько осколков кирпича, разбитая бутылка и обрезок оцинкованной трубы со сломанным краном на одном конце. Все это сгодилось бы как оружие. Ложкин поднял трубу, и глазенки у нападавшего сразу пригасли. Сейчас ты, скот, узнаешь…

– Э, – сказал парень, – давай я бросаю нож, а ты бросаешь это.

– Не-а, – возразил Ложкин и уверенно двинулся на него. – Нет, сволочь, сейчас мы с тобой порезвимся.

– Эй, бросай, я сказал!

– Если ты принял меня за ангела, то ты ошибся, – ответил Ложкин и замахнулся.

Парень отступал, пятясь в растерянности. Он поскользнулся на влажной глине и потерял равновесие. Ложкин ударил и попал по руке, державшей нож. Нож упал в траву; парень хотел что-то сказать, но Ложкин ударил его ногой в пах, а затем, когда тот согнулся, как переломленный, еще коленом в лицо. Удар получился с хрустом, как в кино.