Сергей Герасимов - Домик у моря

– Брабант! – позвала девочка, и маленькая сова послушно порхнула ей на плечо. – Лети и принеси сюда нашего гостя.

Через минуту сова принесла в клюве отчаянно брыкающуюся морскую свинку.

– Я же говорила тебе, дядя Дэн, – сказала Арахна, обращаясь к свинке, – держи язык за зубами и ничего не случится. А ты: милиция! Кореша! Теперь пеняй на себя, дружок.

Она бросила свинку на песок, и та сразу же скрылась в зарослях цветов.

– Изольда, вставай, бессовестная, хватит притворяться, – обратилась она к мышке, все еще неподвижно лежащей в лужице кофе. – Вставай, все знают, что ты бессмертна, до тех пор, пока мне не захочется устроить иначе.

Мышь села и стала облизывать свои лапки.

В этот момент дверь открылась, и хозяйка появилась на пороге.

– Арахна, где наш гость? – спросила она.

– Я с ним немного поиграла, госпожа.

Хозяйка была одета в полупрозрачное белое платье с пестрым бантом на левой груди. Бант зашевелился и превратился в клубок змей. Ее гнев длился не дольше нескольких секунд: бант снова стал бантом.

– Сколько раз я говорила тебе не играть с моими гостями до того, как я поиграю с ними сама?

Арахна быстро пересчитала пальчиком всех животных, сидящих перед ней на песке. Животных было двенадцать.

– Вы говорили мне это двенадцать раз, хозяйка, за последние двести пятьдесят лет, с тех самых пор, как вы соизволили превратить меня из самки паука в самку человека, за что я вам буду вечно благодарна.

– Так почему же ты меня не слушаешь?

– Но ведь мне нужны мои игрушки. После того, как вы запретили мне ловить их с помощью прочных нитей, я ловлю их иначе.

– Ты ловишь их с помощью слов и глаз, – заметила хозяйка.

– У меня ведь нет вашей мудрости, на которую люди летят, как мотыльки на свечу. Я пользуюсь тем, что имею.

– Ах ты льстивая обманщица! – улыбнулась хозяйка. – Впрочем, ладно. Теперь нужно убрать машину.

– Может быть, вы возьмете ее себе? – предложила Арахна. – Это будет круто.

– Я предпочитаю летать, – ответила хозяйка, протянула руку и щелкнула пальцами.

И черный лендровер превратился в сучковатую акацию, одну из трехсот семидесяти шести, растущих у пыльной, нагретой солнцем дороги.