Сергей Герасимов - Раздвоение хвостов

– Буду, – пообещал Зигмунд.

Палата, куда они пришли, была просторна и почти пуста. Напоминала старый склад, из которого вывезли вещи. Стены бетонные, холодные, прямоугольные, чуть забеленные известкой и мажутся при облокочении. Шесть дверей и четыре окна. Одна кровать и на ней полный пациент лет шестидесяти.

Над ним из баллончика выписаны на стене названия болезней, причем многие названия зачеркнуты и забелены. Приписки у каждой строчки: хуже, еще хуже, совсем плохо, хуже опять. Когда Зигмунд и Майя вошли и остановились у дверей, пациент встал, походил, опираясь на палку, и даже сделал приседания, очень похвалил порядки.

– Я буду твоим наставником, – сказала Майя, – а ты будешь меня слушаться.

Подойди поближе. Если хочешь меня поцеловать, не стесняйся. Ты такой бутузик! К другим не приставать. И она влажно чмокнула Зигмунда, отчего тот потерял душевное равновесие. Он, в принципе, был большим охотником до женского пола.

Следующим утром пришел незнакомый санитар, хитро подмигнул Зигмунду и вывел из баллончика на стене, прямо над кроватью старика: «назначена процедура».

Помедлив, добавил: «еще хуже».

– Это чтобы не приходить второй раз, – объяснил он Зигмунду. – Как глаза?

Не болят?

Минут через пять вошел консилиум.

– Это мой любовник, – представила Зигмунда Майя, – можно он поприсутствует?

Зигмунд подумал было возразить, но потом решил, что болезнь слишком искажает его восприятие реальности. Возможно, вместо «любовник» медсестра произнесла другое слово. В последние дни он постоянно слышал нелепейшие вещи.

– Разумется, разумеется, – покивали накрахмаленными шапочками бородатые мужи. – Может быть, вы хотите вять пунцию сама, чтобы покрасоваться перед ним?

– Конечно, – согласилась Майя и стала рыться в чемоданчике.

Вскоре она извлекла блестящего вида инструменты с крючьями, колючками и штопорами, разложила их на столике, подстелив тряпочку. Железки выглядели так страшно, как будто были напитаны болью. У Зигмунда сразу вспотели подмышки.

– Я буду объяснять, – сказала она, – сегодня берем пунцию. Из левой стопы.

Она подняла самый массивный из инструментов и щелкнула. Из инструмента выдвинулись: иглы с боковыми зазубринами, несколько фрез, два сверла и кривые лезвия.

– Вот это чтобы рвать связки, – объясняла Майя, – а это чтобы дробить кости. Лезвия просто режут мясо. Крючки для разнообразия.

Тут Зигмунд все же решился возразить.

– Но позвольте, – сказалал он, – пунцию, как мне известно, берут из позвоночника, а не из стопы. Тоненькой иголочкой, чтобы не было больно.

Ученые мужи озадаченно уставились на него. Пациент даже привстал.

– Вот именно! – объяснила Майя, – ты ведь, друг, не знаешь диагноза. У этого пациента нередкая по нашему времени болезнь: раздвоение позвоночника.

Если не лечить, то перейдет в раздвоение хвостов. А это, уверяю тебя, гораздо тяжелее. Его позвоночник разветвляется и идет по обеим ногам до пяток. А может вырасти еще длинее. Горяздо длинее.

– Чушь. Тогда как же возможно раздвоение хвостов? – не понял Зигмунд, – хвост ведь растет из копчика, а не из пяток? Это тест на ненормальность?

– Милый, дай договорить. В пятках позвоночник заворачивает и возвращается обратно к копчику. Оттуда и будут расти хвосты, если мы не остановим болезнь.

– Говорите, говорите. Я отказываюсь в это верить, – решительно отказался Зигмунд. – Вы же сами в это не верите.

Пациент захохотал и сел.

– А почему, по вашему, я с палочкой хожу? – спросил он. Или вы думаете, что я позволю сделать себе неправильную пунцию? Я же себе не враг. Чего бы это я лечился, если бы меня неправильно лечили?

– Да-да-да, – задакали ученые мужи.

– У нас экспериментальная клиника, – сказал один из них, мы лечим самые новые болезни. Да вы сами сейчас увидите позвонки в пятке, только кожу разрежем.

– А вы пощупайте, – сказал другой, – видите, здесь торчит, это второй пяточный позвонок, вчера только вырос, а уже намечается третий.

– Опасно и заразно, – сказал третий, – просто чума двадцать первого века, вы так не думаете?

Зигмунд пощупал пятку и ему показалось, что он действительно ощутил позвонки. Однако уверен он не был, его черная повязка давала такие сбои, что все двоилось и троилось, а при щупании пятки пациент дергался и визжал от щекотки.

Майя включила свой жуткий прибор и сверла с хрустом стали вгрызаться в плоть. Слышался треск разрываемых связок. Пациент то орал, то выл, то стенал, то плакал, закусив губу. Потом начал синеть и клокотать слюной. Доктора качали головами. К концу процедуры Зигмунд упал в обморок.