Маргарет помолчала.
– Хорошо, я отдам лекарство вам, но не сразу. Сейчас я попробую разгадать, как оно действует, – сказал Вацлав.
– По руке?
– По руке.
– Это невозможно.
– Слушайте. В малых дозах оно улучшает самочувствие, повышает настроение. Его можно использовать и для этого. Но его будут использовать иначе. В военных целях, как вы сказали. Его нельзя использовать постоянно; при регулярном применении у человека начинаются галлюцинации и бред. Это вещество можеть быть и смертельно опасным. Но, конечно же, его не станут использовать как яд. При однократном применении оно дает сильные изменения психики, не нарушая памяти, координации движений и жизненно важных функций. Оно снимает скорость реакции, поэтому его нельзя давать солдату перед боем. Может быть, оно облегчает страдания? – нет. Оно заставляет… – Да, заставляет подчиниться… Вот, я уже вижу – оно заставляет человека подчиниться приказу. Вы лишаетесь собственной воли и делаете то, что от вас потребовали. Это прекрасное изобретение – можно передвигать людей, как шахматные фигурки, они без сожаления пойдут на смерть, они пойдут против своих убеждений, они выдадут любые тайны. Впрочем, такие вещества уже есть, я думаю, что это просто сильнее действует. Но это вещество не годится для массового употребления, оно наносит слишком большой вред человеку. Хотя, я не прав – когда человек превращается в шахматную фигурку, любой вред, причиненный ему, становится несущественным.
– Вацлав, ты не мог узнать этого по руке, – сказала Нора.
– Именно по руке, но не по линиям руки.
– А как же?
– Это мой профессиональный сокрет. Я открою его вам завтра, когда все закончится.
– Все закончится завтра?
– Да, завтра, в первой половине дня. Если прекратится снегопад.
Они одновременно повернулись к окну. За окном начинался новый день – такой же бесконечно-снежный, как и предыдущие дни.
– Ладно, теперь я пойду, – сказала Маргарет.
Утро было спокойным. После того, как Маргарет благополучно нашлась, ночной переполох забылся. За день Вацлав успел сделать несколько опытов с лекарством, но ничего нового выяснить не смог. Он приготовил раствор – из расчета миллиграмм вещества на миллилитр. Теперь оставалось только ждать. До вечера ничего важного не случилось.
Вечером он остался один в кабинете. Он предупредил Нору, что задержится. Он выключил свет и сел в кресло, закрыл глаза. Сразу же захотелось спать. Почему бы и нет, можно и заснуть. Он был уверен, что, как только ключ повернется в замке, весь его сон улетучится. Сон наплывал на него волнами, как ночной спокойный океан на теплый песчаный берег – волны набегали и отступали снова, оставляя сознание ясным. Наверное, его нервы были напряжены; они предчувствовали опасность.
Сквозь тишину пробилось тиканье часов. Вацлав был старомоден – в его кабинете были обычные механические часы со стрелками; правда, питались они от батарейки. Все ночные часы тикают одинаково. Так же тикали его часы десять лет назад, когда он имел собственный дом, и двадцать пять лет назад, в деревенском деревянном доме его деда – теперь деда нет, нет ни дома, ни тех часов, осталась лишь память, спящая и просыпающаяся по ночам память о звуке – будто воронка в другую вселенную, которая живет, не изменяясь, в другом времени и так же реальна, как вселенная эта. Те годы и те люди не исчезли; они будто за тонкой занавеской, которая колышется от их близкого присутствия – иногда невозможно поверить, что все умирает навсегда. Иногда невозможно – особенно ночью и в одиночестве.
Замок щелкнул очень тихо – так тихо, что мозг усилил звук в тысячи раз – старась на всякий случай – и слегка переусердствовал. Вацлав вздрогнул. Звук, вибрируя, затихал в его сознании; звук смешался с тиканьем часов и исчез. Дверь открылась.
Сидя в кресле, Вацлав не мог видеть вошедшего, но это было и не нужно. Он хорошо знал, кто придет сюда.
– Маргарет?
Она включила лампу.
– Маргарет, как вы оказались здесь? Я работал весь вечер и уснул и вдруг вижу вас. Точнее, я узнал вас по шагам. Вы меня ужасно напугали. Мне как раз снился сон о моем детстве. Что случилось? Откуда у вас ключ?
– Это Тим, он меня попросил.
– Он угрожал?
– Нет, я же сказала, попросил!
Она отвернулась и заплакала.
– Не нужно, – сказал Вацлав, – я вас нисколько не осуждаю.
– Но я люблю его!
– Конечно, этой фразой можно объяснить все, что угодно. Но ведь он не стоит вас. Вам все равно придется расстаться. Вам… – он прекратил говорить, потому что его слова не долетали до цели, они зависали в воздухе и осыпались на ковер, бесполезно, будто пыль. Он вдруг почувствовал, как стало тяжело дшать, словно многолетняя словесная пыль вдруг материализовалась в воздухе – пыль, которую нельзя вымести, – и покрыла слоем толщиной в палец все предметы, живые и неживые – и стол с мертвым телефоном, и кресла, и даже стены, и чахло растущую пальму у окна (листья пальмы сразу пригнулись), и даже его самого. Он почувствовал, что если сейчас провести рукой по столу, то останется след, если тряхнуть головой, то пыль осыплется с волос.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу