Сергей Герасимов - Эпоха игры

– Вот, это поможет вам успокоиться.

Я чувствую что-то напоминающее трогательную благодарность. На мгновение мне становится стыдно. Тьфу, глупость какая!..

…Я просыпаюсь на больничной койке. На мне махровый купальный халат совсем не больничного вида. Я не знаю, сколько времени здесь нахожусь – день, месяц, годы? Я знаю лишь то, что это больница, из которой нет выхода. Я вспоминаю, что сегодня мой день рождения, хотя не могу вспомнить какое сегодня число. Кто-то приглашал меня сегодня отпраздновать мой собственный день рождения; я точно знаю, что праздник будет в комнате 3-37, на третьем этаже. Я решаю выяснить, кто приглашен на праздник, и направляюсь туда. Почему-то я попадаю на второй этаж. Я стою у огромной открытой шахты лифта; вокруг нее широкая лестница. Я начинаю спускаться на первый этаж, все время зная о том, что мне нужно на третий. На ступеньках стоят два вооруженных охранника устрашающего вида. Почему-то они не обращают на меня внимания. Спустившись по лестнице, я вновь оказываюсь на втором этаже. Но это уже другой второй этаж. Здесь явно биологическая лаборатория. Я вижу аквариумы с мелкими рыбками множества пород. Аквариумы стоят вдоль окон, яркий свет сочно и красиво переливается в зеленой толщине воды. Везде расставлены пробирки и приборы неизвестного мне устройства и назначения. Несколько человек прогуливаются, разговаривая по-французски. Я подхожу и прислушиваюсь к разговору; почему-то мне хочется идти в ногу с кем-нибудь из них. Все они одеты строго и безукоризненно.

– Пар летю франсэ? – обращается ко мне красивая женщина в голубом сверкающем вечернем платье. Я с трудом понимаю смысл вопроса. Мое присутствие никого здесь не удивляет.

Я вижу много комнат, соединенных широкими дверными проемами без дверей – совсем как в музее. Я хожу, осматривая все вокруг. Кажется, я заглядываю туда, куда не надо. Я вижу лестницу, ведущую вниз (маленькая темная боковая лестница); я спускаюсь и попадаю на первый этаж. Сейчас я в полутемной древней комнате с двумя окнами, выходящими во двор – похоже, бывшая душевая. Одно из окон разбито, пол усыпан битым стеклом. Во дворе стоит женщина; вот она подходит к разбитому окну и совершенно естественным тоном спрашивает, будет ли приглашен на мой день рождения профессор Хольт.

Меня это очень удивляет, я не могу понять, почему Хольт оказался профессором.

– Ни в коем случае не будет! – отвечаю я, потом мне становится неловко; я чувствую, что должен как-то объяснить свой приход сюда. Я оправдываюсь, говорю, что пришел принять душ. Женщина отвечает, что соседняя душевая все еще работает (зачем-то она делает ударение на словах «все еще»). Я послушно иду в соседнюю комнату и принимаю душ. Душ теплый и очень приятный. От щекотания водяных струй хочется смеяться. Пока я стою под душем, исчезают все мои вещи, кроме полотенца. Приходится проделать обратный путь, обвязавшись полотенцем. Мой вид снова никого не удивляет.

При выходе из лаборатории меня встречает один из огромных охранников и спрашивает, будет ли приглашен на мой день рождения профессор Хольт.

– Ни в коем случае! – снова отвечаю я и прохожу дальше…

…Я просыпаюсь на больничной койке. Теперь на мне обычный больничный халат. Молодая сестра в коротком халатике, нагнувшись, неумело вкалывает мне в вену какую-то розовую жидкость. Ее рыжие волосы упали вперед и закрыли ей лицо. Видно, что она очень старается. Мне вдруг становится очень весело и хочется назвать ее милашкой. Рядом, на стуле примостился Хольт (профессор?), с ним его записная книжка.

Я с удовольствием и взахлеб, совсем как мальчик, впервые увидевший пожар, начинаю рассказывать о том, что видел только что.

Доктор Хольт очень серьезен; пока я говорю, он делает пометки в своей записной книжке. Потом он отпускает сестру. Я пытаюсь разглядеть ее лицо, но не успеваю.

– А милая у вас сестричка, профессор!

– Вы все еще считаете меня профессором?

– Я? Нет. Но все равно смешно.

– Тогда все в порядке. У вас был бред, вы были в тяжелом состоянии.

Очевидно, это была инфекция.

– Или это были ваши желтые таблетки, профессор Хольт. Правда, смешно получилось?

Мне все еще весело, я не могу контролировать свои слова.

Доктор Хольт хмурится. Хмурится не совсем натурально.

– Вы все еще не здоровы. Побудете у нас, надеюсь, недолго. Сейчас вам нужен отдых.

Еще бы.

Хольт уходит, закрывая за собой дверь. Я слышу, как звонко щелкает замок. В палате становится тихо. В душе – тоже. Итак, из наивного мальчика вырос все же Иуда. Что ж, он по-своему прав: Иудам живется легче в мире, полном серебряных монет. Иуды всегда кому-то нужны.