Сергей Герасимов - Записки пропавшего без вести

Я помню, что брать чужое у людей не принято, поэтому я взял только пилочку для ногтей – она возвращает меня в прошлое, в то прошлое, которое я почти забыл, в то прошлое, когда я еще был человеком. Чем дальше я от человека, тем больше хочется сохранить в себе что-нибудь человеческое. Я буду продолжать вести свои записи. Когда я закончу свой карандаш, я возьму еще один здесь. Чтобы это не было воровством, я принесу и оставлю что-нибудь взамен. Когда я перечитываю свой дневник, я не понимаю начальные записи. Что, если те буквы, которые я пишу, уже давное не буквы? Что, если я стараюсь напрасно? Что, если я уже перестал быть человеком?

Ночью я снова пробрался к ним. Наверное, я делаю это напрасно. Но такой уж я есть – идея для меня важнее реальности. Я долго думал, что бы сделал человек на моем месте и решил, что человек, скорее всего, постарался бы спасти женщину. Так Робинзон спасал своего Пятницу, а он был человек. Если я хочу быть человеком, я должен сделать то же самое. К тому же, это не так трудно. Все трое спали. Главарь спал рядом с женщиной, было видно, что он только недавно отлип от нее. Ошейник с женщины не снимали. Я зажал ей рот рукой и перерезал веревку. Она попробовала закричать и вырваться, но от меня не вырвешься так просто. Я оттащил ее в свою квартиру, протянув по дороге через четыре дыры в стенах.

Сначала она пробовала кусать мою ладонь, потом успокоилась.

Жаль, что никто из нас не умеет говорить; было когда-то время, когда я мечтал поговорить с кем-нибудь и вот теперь не могу.

Судя по приключениям Робинзона, женщина должна быть мне благодарна, во всем подчиняться и даже ставить мою ногу себе на голову. Так делают дикари. Но она не похожа на дикарей.

Она прорычала что-то не очень враждебное и повалилась спать.

Странно ведут себя эти люди. Может быть, мне нужно было ее угостить? Кажется женщин угощают, когда они приходят в гости…

…записываю на следующий день. Почему это происходит именно со мной? Всегда, когда я решаюсь что-то сделать, получается наоборот. Это все от того, что я много думаю. Если бы я не думал, они бы спокойно ее сьели и со мной все было бы в порядке. Когда я заснул, женщина встала, взяла мой нож (тот самый, которым я освободил ее) и воткнула мне в живот. Я не знаю, насколько серьезна рана. Она не стала меня добивать, непоследовательная, как и все женщины, а с радостными воплями бросилась к своим. Она думает, что раз они сьедят меня, то ее не тронут. Конечно не тронут, но до поры до времени. Когда от меня не останется и косточки, они снова возьмутся за нее. Но уже некому будет перерезать веревку. Кажется, в прошлой жизни я не очень любил иметь дело с женщинами, и правильно.

А я-то думал как бы ее назвать и выбирал какой из дней недели звучит ласковее. Все равно календаря у меня нет, я не знаю, когда ее спас. Я почти решил назвать ее Вторником.

Кажется, моя рана серьезна, но не смертельна. Если бы она повредила что-ниюудь важное внутри, я бы уже умер. Мне просто повезло – она проткнула мне живот не очень глубоко. На моем животе мышцы толщиной в кирпич и почти такой же твердости.

Я стал зализывать рану. Из-за лазания по стенам я стал очень гнибким и мне совсем не трудно лизать собственный живот. Плохо, что кровотечение не останавливается, я чувствую, что слабею. Если я буду совсем слаб, они меня убьют. Я слышу их голоса. Они приближаются, но боятся войти.

Они пробуют испугать меня своим рычанием и ждут, чтобы я зарычал в ответ. По звуку они узнают насколько я слаб. Плохо, что здесь так много крови, она так сильно пахнет, что они могут потерять голову. Правда, я сделал маленькую дырку в стене, они смогут протиснуться только по одному. У меня есть копье, они знают и опасаются. Женщина что-то верещит, кажется подгоняет. Она выигрывает в любом случае. Кого бы ни убили, мяса будет достаточно на несколько месяцев вперед – значит, она проживет эти месяцы.

Я подполз к дыре в стене и положил возле себя копье, так, чтобы его было хорошо видно. Они заглядывали несколько раз, видели копье и уходили. Я мог бы убить одного из них, бросив копье, но остаются еще двое. К тому же мне неприятно убийство.

Наступает вечер. Кровотечение стало не таким сильным, но встать я не могу, боюсь, что откроется рана. Они ждут, пока я засну. Соврешенно правильный расчет. Больше двух суток без сна я не выдержу, я ведь не спал и прошлой ночью. Кружится голова и хочется пить. Я пробовал лизать пятна крови, но они уже высохли. Какое мучительное чувство – жажда.