Елена Хаецкая - Летающая Тэкла

Теперь, злорадно подумал брат Тассилон, у него появится еще одна забота: незаметно от других Сулл вынести из латифундии жратвы на девятнадцать мутантов. А попробуй не доставить ужин – оставшиеся девятнадцать сперва возмутятся, что их бросили в лесу голодными, а затем ведь могут и всполошиться, не случилось ли чего с патроном! Ну вот, по крайней мере, одному из Сулл будет на нынешнюю ночь занятие.

– А нам что теперь делать? – тихонько спросила Тэкла у одного брата, которого звали Энцелин.

– Отдыхать, сестра Аврелия, – ответил он. – И ждать, конечно.

И тут случилось вот что. Линкест, доселе лежавший на земле, по обыкновению, неподвижно и почти бездыханно, вдруг открыл глаза, разлепил губы и тихо забулькал горлом. Тэкла положила ладошку ему на лоб, желая успокоить, но Линкест продолжал напрягаться и наконец выговорил:

– Луций…

После чего потерял сознание.

– Луций? – переспросила Тэкла недоуменно.

– Вероятно, имя второго Суллы, – предположил брат Энцелин. – Спасибо, дружище! – обратился он к бесчувственному Линкесту. – Я сообщу брату Иммо.

И он исчез в темноте.

А Тэкла завернулась в теплое орденское одеяло и спокойно заснула, размышляя в сонных грезах о том, какова будет еда из проклятой латифундии.

– Отравленная! – вторгся в ее сон один из карликов. – Вот какая! Спать тебе нынче голодной, Тэкла Аврелия Долабелла.

И Тэкла во сне глубоко вздохнула.

Альбин Антонин не спал. Сидел на постели, исступленно тоскуя по свободе – по Болонье, университету, по Арденнскому лесу, своим карликам, Тэкле. Малютки-слуги цвиркали вполголоса, меняя повязку у Альбина на руках. Порезы быстро заживали, а это значит, что завтра его, скорее всего, опять поведут к Метробиусу и будут мучить вязкими нудными разговорами.

Гней Корнелий – лучший друг пленного патриция – посоветовал Антонину дать частичное согласие на сотрудничество.

– Частичное? – не понял Альбин.

– Ну, это очень просто, – протянул Гней, – дорогой Антонин, вы ставьте свои условия, ставьте! Он согласится!

– Какие условия я могу ставить с цепями на ногах и веревкой на шее? – удивился Антонин.

– Ах, дурашка! – вздохнул Гней. – Нет ничего проще… Не понимаете?

– Нет!

– Наш дражайший господин Метробиус в стремлении к бессмертию настолько изменил свое естество, что нажил сильнейшую аллергию на патрицианскую кровь.

– Это я заметил.

– Между тем, он жаждет заняться экспериментами с вашим генетическим материалом.

– Польщен.

– Не ерничайте! – рассердился вдруг Гней. – Зачем вы прикидываетесь кретином? Преследуете какую-то цель или делаете это просто так, из любви к искусству?

Альбин двинул плечом. Ему было скучно, а этот Сулла все время пытался втянуть его в местные интриги, такие ненужные и мутные.

– Ладно, – махнул рукой Сулла, – слушайте. Вы даете ему свой генетический материал с одним условием: чтобы все эксперименты затрагивали только серию Гнеев Корнелиев. Ни в коем случае не Гаев, не Луциев и не Секстов.

– Как насчет Авлов и Септимиев?

– Ни в коем случае!

– Постумиев?

– Никогда!

– Титов?

– Гм… Титов… Титов – можно. И все! Больше никого! Договорились? Хорошо? – Сулла схватил Альбина за руки. – Вы согласны? Вы поговорите с ним завтра? Ладно?

– Хорошо, хорошо… – Альбин высвободился. – Слушайте, Гней Корнелий, вы делаете мне больно. Пустите.

– Вам больно? – Сулла чуть коснулся кончиком языка воспаленной губы. – Я причинил вам боль?

– Скорее, мне неприятно. У вас опять высокая температура.

– Я разрушаюсь, – ответил Гней. – Последующие Гнеи Корнелии, надеюсь, проживут дольше… с вашей помощью.

– Вы меня разжалобили, – сказал Альбин. – Я засну в слезах и с думой о вас. Надеюсь, это вас удовлетворит.

– Вполне, – проговорил Сулла.

И вот Сулла ушел, а Альбин остался сидеть взаперти. И ему было очень скучно. А на душе как будто лежал толстый слой слежавшейся липкой пыли.

Он был патрицием. Цель его жизни – служение несчастному мутированному человечеству. А он позволил банде какого-то летального мутанта держать себя в плену. Будет завтра вести переговоры о частичном сотрудничестве. Гнеи – да, Луции, Сексты, Гаи и прочие – ни в коем случае! Титы – надо подумать…

Альбин поглядел на себя в зеркало. Патриций. Валяется на шелковой простыне и ждет, пока верные оруженосцы и красивая девушка найдут средство вызволить его отсюда. Он был унижен, раздавлен, он был почти болен своей бедой. И совершенно не знал, что ему делать.