Елена Хаецкая - Хальдор из Светлого города

Кьетви кашлянул.

– Как, сударыня? Кто нас пожрет? Дикие звери?

– Ну да, по кусочкам, так и пожрут, сперва ноги, потом руки и все остальное… – Она вдруг обиделась. – Вы что, меня совсем за глупую приняли? Ди-кие звери, понимаете?

– Необоснованные слухи, сударыня, – сказал Верзила. – От имени армии я призываю вас не поддаваться панике.

Дама заморгала.

– Понимаю, – сказала она и снова поднялась на цыпочки. – Но это не апокалипсис?

– Апо – чего?

– Апокалипсис…

– Исключено, сударыня. Магистр Ордена Шлема оповестил бы нас заблаговременно о начале операции. Прошу вас.

Дама отлипла. Кьетви потихоньку вытер руки о мокрый плащ и уже медленно пошел в сторону казармы. Барон не отставал от него ни на шаг.

В ремесленном квартале Четыре Цвета было гораздо более шумно. Люди бродили по опустевшим улицам и не узнавали их. Женщины, глотая слезы, поспешно увязывали в одеяла миски, теплую одежду, мешки с крупами и хлебом. Метались какие-то растрепанные тени. Трое мужчин сосредоточенно били пойманного на месте преступления мародера. Ополоумевший лейтенант Ордена Шлема учинил в своем взводе строевые учения. Какой-то полуслепой старец в рубище и с длинной белой бородой, звеня цепями, величаво шествовал по Городу и на все вопросы отвечал, сопровождая слова благословляющим жестом:

– Не знаю, дитя мое; я узник.

Среди всеобщей суматохи, на голой земле, подсунув под скулу костлявый локоть, прямо на площади, где был некогда Дом Корпораций, спал человек.

Он спал тяжелым, беспробудным сном, как спят только смертельно усталые люди. К барону была обращена спина с выступающими лопатками. Спящий был облачен в ситцевую рубашку неопределенного цвета и коричневые штаны, собранные у щиколоток на тесемки. Башмаки он подложил себе под голову, для удобства прикрыв их локтем, и от утренней прохлады поджимал во сне пальцы босых ног. Судя по всему, он заснул в подвале Дома Корпораций и исчезновение самого здания не привело к переменам в его положении.

Кьетви, наблюдавший за происходящим с мрачным удовлетворением, пошевелил носом, словно что-то почуял, и направился к спящему – разбираться.

Две женщины, судя по всему, мать и дочь, уже закончили сборы на призрачных руинах и, подозвав мужчину, который стоял в стороне с беспомощным видом, навьючили на него огромный тюк с вещами. Мужчина – не то брат, не то муж младшей из них – зашатался под тяжестью. Его круглое лицо, опушенное светлой бородкой, побагровело от натуги и в глазах появилось выражение покорности и недоумения. Старшая хлопнула его, как доброго коня, и он пошел вперед неверными шагами, но через несколько секунд споткнулся и выронил свою ношу. Нехитрые пожитки рассыпались по мостовой.

Старшая принялась кричать, надрываясь от злости, а младшая опустилась на мостовую и безмолвно заплакала.

Спящий зашевилился. Под рубашкой задвигались острые лопатки. Старуха визгливо бранилась, и барон с некоторым удивлением вдруг обнаружил, что она обращается к нему. Он поискал глазами Кьетви, но командир был занят тем, что разглядывал спящего, для чего легонько тыкал его в бок носком сапога.

Старуха, подскочив к барону, пригорозила ему кулаком и потребовала, чтобы он не озирался тут по сторонам, когда с ним разговаривают.

Мужчина робко вмешался:

– Да вы что, мама, цепляетесь к мальцу…

– А пусть не глазеет! – крикнула старуха. Мужчина увернулся от пощечины и затих. Младшая из женщин, всхлипывая, ползала у них под ногами, собирая вещи. Барон наклонился, подал ей мятую жестяную кружку и почувствовал себя участником доброго дела.

Спящий дернулся и с трудом сел. Светлые волосы, неровными прядями свисавшие ему на плечи, были перевязаны на лбу обрывком веревки. Кьетви громоздился над ним, как башня – загорелый, белобрысый, словно сросшийся со своей кирасой. Он произнес негромко, но очень отчетливо, так что даже старуха вздрогнула, прервав свой монолог:

– Встать.

Человек поднялся, одной рукой неловко заправляя в штаны выбившуюся рубашку. Похоже было, что он не замечает катастрофы, постигшей Светлый Город, – не замечает ничего, кроме этого долговязого офицера с неподвижным бронзовым лицом.

– Господин офицер, я ничего не сделал, – сказал он тихонько.

Кьетви, не обращая внимания на эту жалкую реплику, сгреб его за шиворот и поволок к барону. Женщина, сидевшая на корточках возле кучи домашнего скарба, предназначенного к увязыванию в одеяло, шарахнулась в сторону, освобождая капитану дорогу.