Достигли мы таким образом нарочитой лужайки, на коей были танцы. Оркестр изливал сладчайшия звуки менуэта, деревья, увешанныя светящимися плодами, являли собою сильное зрелище. Словом, то был совершенный бал. Публики собралось немало – с оною Феанира предпочла смешаться. Я же все держал ея пред глазами, что зело трудно было. Танцующия пары все мелькали, и в очах моих от натуги даже запрыгали живчики. А тут и Эмилия схватила меня за рукав.
– Где же вы, братец, пребывать изволили? – напустилась она на меня. – Почивали, поди? Еще диво, что потрудились вы восстать. Мы с Миловзором уже и ноги сбили, выслеживая злодейку, а он, глядите, на ходу ворон считает.
– Отнюдь! – возразил я. – Это мне пришлось за Феанирою по пятам ходить. И точно знаю, что я верный след взял…
Миловзор, бывший тут же, потребовал разъяснения. Тогда, опуская излишния подробности, я поведал об метке на плече подлинной де Мюзет и протчая, присовокупив:
– Теперь сие неважно, ибо скрылася преступница.
– Отчего не узнать ея по платью? – вопросил Миловзор.
– Оттого, что сей час она уже его переменила, – рек я. – Придется ожидать иного случая.
– Некоторая деталь представляется мне странною, – молвил жених сестрицын в задумчивости. – Отчего Феанира не примет вид какой-либо иной дамы или даже кавалера? Если она может перекинуться в кого угодно, ради каких причин она медлит?
– Как видно, таковые причины у нея имеются, – ответствовал я и при сем явил свойственную мне прозорливость.
С горя Эмилия увлекла Миловзора танцовать. Что ж, танцы да еще и шоколат – вот лутшие лекарства для дев. Мне же мечталось в покое поразмыслить. Воротившись в комнату свою, забрал я Милушку и пошед с нею на ночной променад.
Заметка Эмилии – беглая, на полях журнала
Преизрядная шутка, каковая мне весьма показалась прелестною: когда несколько прекрасных собою и юных особ (лутше заменить их впоследствии на одетых в мифологическое платье детей!!!), как-бы в виде амазонок, т. е. с обнаженною левою грудью, выскочив из кустов, зачали палить в прогуливающихся кавалеров из луков стрелами. Стрелы сии – вот САМОЕ ПРИМЕЧАТЕЛЬНОЕ! – сделаны с нарочитыми мягкими присосками в форме губ заместо наконечников заостренных, причем прилипали сии наконечники к одежде с поцелуйным звуком и тако-же отлипали, когда кавалеры их отдергивали. И так бывали сии кавалеры многократно поражены, равно и Миловзор – впрочем, только из вежливости, дабы не прослыть занудою.
Придумка сия, показавшись мне смешною, равно и Миловзору, непременно следует завести таковое же у себя в имении, дабы порадовать деда нашего, изрядного кавалера и шутника, однако же без неприличия обнаженной груди, каковая в глуши нашей целомудренной гораздо невозможна.
Гастон, впрочем, и здесь явил себя во всей красе своей, а именно: отдернув с громким звуком как бы поцелуя сию стрелу с наконечником-губами, воскликнул он, досадуя и едва не рыдая:
– Галун отошел!
Ибо пущенная амазонкою стрелка чуть оттянула галун от обшлага его рукава – ну не кисляй ли брат мой, не скушный ли он человек! Право, печально!
Продолжение того же письма Гастона
А на лужайке в то время представляли комедь, презабавную и писаную в изрядных стихах. Якобы у человека сварливаго и жаднаго была супруга, каковая находила себе утешение в сердечном друге – приятном и веселом. Оный, в свою очередь, обладал супругою ревнивой, скупою и язвительною. Некое время любовники обманывали своих душевных мучителей, однако-ж вскоре с обеих сторон были уличены. Последовала сцена, едва не обернувшая комедь в трагедь. Но что же? Устроилось все наилутшим образом: обманутыя супруги почувствовали обоюдное друг ко другу влечение по сугубому сходству характеров. Было и затруднение по невозможности развода, однако уже сам-четвертыя нашли выход. Жена скупаго взяла имя супруги своего возлюбленнаго, и напротив, последняя записалась собственною соперницей.
Вот приличная по сему поводу песенка, распеваемая сим квартетом в финале:
Сова – будь филину подруга,
Но трясогузку избегай;
Орлица, будь орлу супруга,
Напрасно зайца не терзай.
К оленю лань всегда стремица,
Ворона с вороном резвица,
К цветку лелеет страсть цветок,
К пастушке – милый пастушок.
Супружество тогда прилично,
Коль сходны нравы и обличье.
Я, однако-же, не слишком увлекся представлением, а выпучив глаза, разглядывал в толпе двух совершенно одинаких маркиз де Мюзет. Оные сидели друг противу друга и своей раздвоенности не замечали, ибо обе взирали на сцену. Сходство было таковым, словно-бы маркиза пребывала пред зеркалом. Наряды, впрочем, разнились.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу