Елена Хаецкая - Поп и пришельцы

Иван Петрович начал поддаваться.

– А центры общения? – спросил он. – Какая здесь точка соприкосновения с ведьмами?

– Протоколы инквизиции содержат много подробностей, и все они сходятся. О чем это говорит? – Отец Герман не стал дожидаться ответа и ответил сам: – Об общей информационной базе. Ведьмы рассказывали друг другу, и неофитки в точности знали, что именно им надлежит увидеть и пережить.

– Галлюцинации?

– Нет, – сказал отец Герман. – Явленная сущность. Руководят группами по обмену информацией хорошо образованные люди из больших городов. Я думаю, что это сознательные сатанисты, которые поддерживают своих подопечных в нужном градусе. Контактеры считают себя особенными, у них свой круг друзей, своя культура и прочее. Это фактически секта. Как было и с ведьмами.

– Я одного не понял, – сказал Иван Петрович, – вы согласны с тем, что инопланетяне существуют?

– Это не инопланетяне, – сказал отец Герман. – Самые обычные бесы. В средние века человек твердо знал, что у беса есть рога и копыта – ему и являлся гражданин с рогами и копытами. Теперь человек знает, что должен узреть зелененького гуманоида с большой головой и глазами-тарелками. Бес об этом осведомлен не хуже человека и уж конечно не обманет ожиданий. Знаете, Иван Петрович, сколько раз бывало, что человек, которого, например, грабят в темной аллее, взывает к Богу, к Ангелу-Хранителю?

– Наверное, часто, – согласился Гувыртовский. – Особенно если милиции нет.

– Тогда почему же этого никогда не делали похищаемые инопланетянами?

– Откуда вы знаете?

– Обычно жертва очень подробна в описаниях своих переживаний. «Тут я подумала о своих детях… Меня мучила обида – почему это со мной происходит… Я все думала: выдержу или не выдержу…» Если человек в минуты сильной беды молится, он всегда вспоминает об этом.

– Ну и почему же, по-вашему, контактеры не молились?

– Потому что им нравилось общаться с бесами, – ответил отец Герман. – Потому что бесы исполнили их сокровенные желания.

– Вы – обскурант! – твердо произнес Гувыртовский.

Отец Герман развел руками:

– Мои выводы построены на вашем материале. Попробуйте их опровергнуть, Иван Петрович.

– Хотелось бы знать, – медленно проговорил Гувыртовский, – что бы вы запели, если бы здесь приземлились настоящие инопланетяне? Не бесы, как вы говорите, а живые гуманоиды? Которые не удирают при виде креста и не рассыпаются от молитвы?

– Кстати, о молитве, – сказал отец Герман. – Почему вы не посещаете церковь? Беспокойства в вас лишнего много.

Гувыртовский обещал прийти в следующее воскресенье и действительно отстоял всю службу вместе с Надеждой Соколик, Стасиком Мрыховым и двумя работницами с фермы Драговозова, но беспокойства в учителе после этого если и убавилось, то самую малость.

Одни годы проходили быстрее, другие медленнее. При поддержке благодарного Драговозова Анна Владимировна устроила в бывшем хлеву на задах поповского дома воскресную школу. С тех пор, как вырос Алеша, матушка тосковала по деткам. В хорошие годы она учила по десять, а то и пятнадцать ребятишек; на праздники ставили разные спектакли: к Рождеству – «Снежную королеву», к престольному празднику на Николу Летнего 18 июля – миракль «Царевна Анастасия, школьница и хулиганы», к Пасхе – действо «Разговор Лонгина со своей душой». Девочки помладше играли снежинок и ангелов, а мальчики – пастухов и солдат. Самых красивых выбирали на роли Герды, царевны Анастасии и Души Лонгина.

Осенью 2240 года события вдруг пошли непрерывной чередой, одно за другим, и время повело себя еще более странно, чем обычно: день пролетал, как один час, набитый происшествиями почти до отказа; но количество дней как будто возросло, и неделя тянулась дольше месяца.

Началось со Стасика Мрыхова. Стасик был постоянная головная боль отца Германа. Он перешел двадцатилетний рубеж, но работать нигде не стал – его подкармливали жалостливые женщины за ничтожную помощь по хозяйству, а иногда и Анна Владимировна. Впрочем, благодеяниями матушки отца Германа Стасик старался не злоупотреблять. В магазине-«стекляшке» его особенно не любили, во всеуслышание подозревали в воровстве или стыдных и заразных болезнях и неизменно прогоняли. Господин Адусьев, владелец магазина, распорядился продавать ему хлеб только со служебного входа. Также гоняла Стасика и старуха Котофеевна – за то, что он якобы ворует еду у ее кошек.

На самом деле ничем стыдным или заразным Стасик не хворал, а просто так иногда казалось из-за его обыкновения ночевать там, где заставала ночь: на берегу Шексны, под стеной церкви в кустах, а зимой – то на почте под батареей электроотопления, то на подстанции, а то и в хлеву под брюхом буренки. Когда Стасик не спал, глаза его непрестанно двигались на застывшем тонком и бледном лице, словно выискивали в прозрачном воздухе ангелов или бесов, и от этих изнурительных поисков Стасик всегда страдал.