Алексей Калугин: Полет мотылька

Петлин первым заметил вошедшего в закусочную Геннадия Павловича и, вскочив на ноги, призывно замахал рукой, крича при этом на весь зал:

– Ну, как жизнь, безработный?

Хорошо еще, в этот час посетителей почти не было, иначе бы Калихин сгорел со стыда.

После того как, поздоровавшись с друзьями, Геннадий Павлович занял оставленное для него место, Анатолий Викторович демонстративно взглянул на часы и недовольным голосом произнес:

– Теперь Коптева не хватает – и это при том, что стрелки только-только отметили время, назначенное для встречи.

Алекс усмехнулся, раздавил в пепельнице окурок и быстрым, привычным движением руки откинул назад длинные черные волосы, в которых не было заметно ни единой ниточки седины. «А ведь он почти мой ровесник, – едва ли не с завистью подумал Геннадий Павлович, – пятьдесят лет, а выглядит, как мальчишка, будто регулярно делает нейропластику. Дорогое, между прочим, удовольствие, не каждому по карману».

Положив локоть на спинку стула, Геннадий Павлович оглянулся и взглядом поискал официанта.

– Успокойся, Ген, – верно истолковал его почти демонстративное движение Алекс. – Мы уже все заказали. Ешь пока салатик, а когда Юлик подойдет, возьмем горячее.

Выглянувший из-за спины Геннадия Павловича официант поставил перед ним высокий граненый стакан с пивом. Геннадий Павлович сделал первый глоток и с удовольствием причмокнул губами.

– Давно, видно, пивко не пивал? – лукаво прищурился Алекс, прикуривая от зажигалки новую сигарету.

– С прошлой встречи, – не стал темнить Геннадий Павлович.

Алекс с пониманием наклонил голову.

– Нет, деньги у меня есть! – не дала промолчать Геннадию Павловичу уязвленная гордость. – Просто не было случая…

– Да ты не напрягайся, – по-прежнему с улыбкой на губах сказал Алекс. – А то еще до начала игры весь кураж растеряешь.

Григоршин помахал рукой, разгоняя дым от сигареты Петлина и, вновь посмотрев на часы, с укоризной произнес:

– А Коптева все нет.

– Если бы что-то случилось, Юлик непременно бы позвонил, – тут же заметил Геннадий Павлович.

– Да придет он! – Алекс вольготно откинулся на спинку стула. – Никуда не денется!

Григоршин как-то неопределенно дернул подбородком, – не то соглашаясь с Алексом, не то желая таким образом поставить его утверждение под сомнение.

Привстав, Геннадий Павлович потянулся к тарелке с салатом из зеленой фасоли. Когда он наклонился над столом, взгляд его случайно упал на левую руку Григоршина, где рядом с большим пальцем рос шестой рудиментарный пальчик, похожий на мизинец, маленький и смешной. Лишний палец можно было легко удалить, но Григоршин из какого-то глупого упрямства наотрез отказывался сделать это. «Кому какое дело, сколько у меня пальцев! – возмущенно взмахивал он шестипалой рукой, когда речь в очередной раз заходила о том, не стоит ли ампутировать лишний палец. – Мне лично шестой палец не мешает! А до остальных мне нет дела!» Странная ассоциативная цепь, первым звеном которой стал рудиментарный палец на руке Григоршина, вывела Геннадия Павловича на утреннее радиосообщение о новой национальной программе. Следом за этим Геннадий Павлович вспомнил, что забыл взять в метро бесплатный выпуск «Нашей России»… Черт…

Анатолий Викторович заметил взгляд Геннадия Павловича, но почему-то посмотрел после этого на Алекса.

– Я же тебе говорил, – медленно и как-то странно растягивая слова, произнес он.

Алекс усмехнулся и стряхнул пепел с сигареты.

– Что ты говорил? – непонимающе глянул на Григоршина Геннадий Павлович.

– Что ты еще ни о чем не слышал, – ответил Анатолий Викторович.

– А о чем я должен был слышать? – Геннадий Павлович перевел удивленный взгляд с Григоршина на Петлина.

– Гена у нас, как всегда, в своем репертуаре, – повернувшись к Геннадию Павловичу вполоборота, Алекс посмотрел на него так, словно наконец-то признал старого приятеля. – Новостями не интересуется, газет не читает, а в музыке по-прежнему отдает предпочтение отечественной попсе, проросшей зеленоватой плесенью на стыке двух тысячелетий.

Геннадий Павлович с гордым видом вскинул подбородок.

– А вот твое мнение о музыке меня совершенно не интересует. И если ты думаешь, что когда-нибудь сможешь меня переубедить…

Словно бы в испуге, прикрываясь от неведомой угрозы, Алекс вскинул руки. Но губы его при этом продолжали насмешливо кривиться. Не закончив начатую фразу, Геннадий Павлович сделал большой глоток пива, со стуком поставил стакан на стол и вонзил вилку в салат. С Алексом невозможно было говорить серьезно! Точно так же, как почти невозможно было понять, когда он шутит, а когда говорит по делу.