Виталий Чернов - Сын розовой медведицы

Дина начинает задыхаться, рука с фонариком дрожит. Передо мной в отблеске света ее лицо, покрывшееся капельками пота; прекрасное, мужественное лицо, какое я когда-либо видел. Вчера мы открылись друг другу в любви... Будь у меня пять жизней, я отдал бы не колеблясь все пять за то, чтобы она снова увидела свет и солнце. Но судьба приговорила нас разделить нашу участь поровну...

Только что Дина сказала, что мы были на пороге большого открытия. Я полностью с нею согласен. Она имела в виду возможность нашего проникновения в психику дикого ребенка. Конечно, это чисто эмпирический путь познания, его одного недостаточно, но он дал бы нам возможность объединить накопленные наблюдения и затем перейти от них к обобщению фактов и логическому анализу. Пока нам понятно одно: психика Хуги очень обнажена, на ней нет той защитной оболочки, которую имеем мы, люди. Цивилизация отняла у нас остроту реакции на отрицательные воздействия природы, а некоторые врожденные чувства, очевидно, притупила совсем. Но та же цивилизация, приглушив инстинкты, сумела развить в нас совершенно новые категории чувственного познания, одновременно ставя их под контроль разума. Поэтому нет нужды говорить, что древним человеком в основном управляли чувства, нами же управляет еще и разум...

Бедная Дина, ее мучает удушье... Она старается дышать экономно, экономней, чем я. Но и мне становится невмочь. Какое это страдание! Хочется хоть напоследок вдохнуть полной грудью, а вдохнуть нечего, кроме пустоты... Прощайте... если когда-нибудь нас найдете..."

- Наверно, надо быть очень сильными людьми, - проговорил Сорокин, не отрывая взгляда от этих последних строк, - чтобы до конца так жить и так умереть.

За спиной Ильберса и Сорокина в трагическом молчании стояли остальные. Им, не искушенным в науке людям, наверно, трудно было постигнуть, как сумели так сохраниться те, кто умер четырнадцать лет назад. Но наглухо замурованные в сухой пещере высоко в горах, где почти нет тлетворных микробов, они не поддались тлену. И все-таки это тоже было загадкой, даже для науки. Очевидно, в пещере был особый микроклимат. Так, идя по пути нераскрытых тайн, умершие выдвинули перед живыми еще одну тайну - тайну возможности сохранения органических клеток.

Посоветовавшись с Сорокиным, Ильберс решил не тревожить глубокий покой усопших. Он попросил найти большую плиту, чтобы снова замуровать естественный склеп, когда-то заживо похоронивший двух любящих друг друга людей, двух ученых. Такая плита была найдена и доставлена к пещере. Огромный валун выкатили из вырубки совсем, чтобы не мешал свободному доступу к могиле. Сорокин немудрящим инструментом, какой нашелся под руками, вырубил на скале, действительно ставшей надгробной стелой, имена погибших.

Тяжело было снова замуровывать тех, кого с таким трудом удалось размуровать и кто, казалось, только и ждал глотка воздуха, чтобы снова вздохнуть и ожить.

19

В ту ночь не спали Ильберс с Сорокиным. Острое впечатление от увиденного и пережитого не так-то просто перебороть сном. Думали, как поступить с останками Федора Борисовича и Дины, похоронить или оставить их здесь. Ведь со временем каменную плиту можно будет заменить специально отлитым стеклом. Эта могила стала бы в своем роде уникальным мавзолеем. Надлежало также обо всем поставить в известность Академию наук СССР и Казахский филиал академии. Именно там должны были принять решение об увековечении памяти погибших ученых и сделать все необходимое, чтобы продолжить их работу.

- Тебе и придется, мальчик, продолжить, - сказал Сорокин. - Кому же еще, как не тебе.

- Да и вам тоже, - ответил Ильберс.

Сорокин усмехнулся:

- Ну какой из меня ученый?

- Я буду просить вас, Яков Ильич, принять приглашение быть моим ассистентом. Вы напишете книгу о питомце Розовой Медведицы.

- Розовой? Почему именно Розовой?

- Так записано в книжке Скочинского. Я бегло просматривал ее и наткнулся на эту запись.

- Хм, - изумился Сорокин, - как красиво это сказано! Да ведь и от истины недалеко. Бурые тянь-шаньские медведи действительно имеют мех розового оттенка. Суметь бы проследить весь жизненный путь Хуги из Джунгарского Алатау. От начала до конца.

- Вот именно. Ученые труды и сухи и бесстрастны. Сами понимаете, Яков Ильич, они не способны возбуждать в людях чувства и поэтому чаще всего нуждаются в переводе на язык беллетристики. Вы очень хорошо сказали: проследить путь от начала до конца.

- Сказать-то сказал, - повеселел Сорокин, - да ведь конца-то еще нет.