Ольга Онойко - Дикая раса

— Что?! — изумилась медичка.

— У этих сук динамика продаж рассчитана, — объяснил Лакки. — Не реже, чем раз в год человек должен покупать новый браслетник и новый планшет. А иначе невыгодно. Но если их хрень станет ломаться чаще, то они прогорят. Так что делают все равно с запасом прочности — и ставят внутрь детонатор. Постоянную рекламу и моду на новинки оплачивать дороже. Понимаешь?

— Ой.

— «Ой», — передразнил Лакки, уткнувшись в коварный механизм. — Все равно это гниль. Может, еще год протянет. Месяц точно… если б они это дело программировали, то любой ребенок бы мог поменять прошивку. Поэтому — железка. Железку не всякий полезет мацать.

— Спасибо, — Айфиджениа встала. Места в отсеке было немного, отойти она смогла только к диагност-камере. Постояла, пальцем протерла темные пуговки индикаторов. — Джек, но ты все-таки расскажи мне…

Борткомпьютер приветствовал капитана «Миннесоты».

Карреру кивнул первому пилоту, сел. Откинулся на подголовник.

До сеанса галактической связи оставалось шестнадцать часов. Карреру подумал, что успеет еще и выспаться, и перепроверить рапорт.

Он был чудовищно ответственным человеком. Ответственность теснила, как атмосферное давление, отовсюду, неотступно, и другой в его роли давно превратился бы в законченного невротика. Но не Карреру: тот ею жил. Спокойный, полный пожилой человек, устойчивый душевно и телесно, он и смахивал на какое-то большое млекопитающее — слон, морж, бегемот. Простота и приземленность, которые лет сто назад назвали бы деревенскими.

В глазах Карреру стояла застарелая усталость.

Дизайн рубки рассчитывали психологи. В ней должно было сгореть слишком много нервов, и потому цвет стен менялся от глубокого, бархатного серого к лиловато-зеленому; черные и серебристые рейки складывали контур. Человека, не слишком зацикленного на собственном внутреннем мире, дизайн должен был успокаивать и умиротворять. На Ано, во всяком случае, действовало, и он мысленно помянул проектировщика добрым словом.

Черно-серебряная, на мониторе просияла звездная карта. Капитан покосился вправо и обозрел точеный профиль Маунг Кхина, золотистый на фоне хвойного цвета панели. Вид азиата, безмятежного, как храмовый истукан, успокаивал. Тип людей, к которому принадлежал Маунг, всегда вызывал у капитана симпатию. Ано носом чуял, что Кхин сделан из титана, что он не подведет, не выдаст, выдержит, что на него можно даже переложить часть собственной ответственности — высшая степень доверия.

Профессионал.

Мастер своего дела.

— Ориентировочно через полчаса мы должны принять сводку от группы «Шторм». — Голос первого звучал приглушенно. — Разрешите вызвать пилота О’Доннелла?

Карреру мысленно поморщился. Второй пилот, на горе втянувшийся в затяжной конфликт с морковкой вообще и сержантом Лэнгсоном в частности, добавил ему головной боли.

«Миллениум Фалкон» из набора игрушек ко второму римейку «Звездных войн».

Курам на смех.

— Нет необходимости, — как можно ровнее ответил Карреру. — Пилот О’Доннелл явится через пять минут.

Капитану не нравились пилотские суеверия. Человек довоенной закалки, он не разделял их, к тому же был религиозен в старом, уже почти смешном смысле этого слова. Он бы с удовольствием выбросил игрушку, которая болталась над капитанским экраном, — его, в сущности, личным пространством! — и только взгляд Маунг Маунг Кхина не дал ему в свое время это сделать. Потом Карреру сдался.

Приметы, амулеты, талисманы… капитан мог не любить Кхина, но в здравомыслии отказать ему не мог. Что там, узкоглазый был хладнокровен до полной отмороженности.

И он тоже верил в пластмассовую игрушку.

Карреру больше беспокоил кошмарный Лакки. От всего его взвода проблем было меньше, чем от одного психа-сержанта. Ано читывал истории о таких людях: они появляются из войны и в ней живут, опасные для врага, друга и себя самих… увы, старые байки не предлагали решений. Кроме единственного. Рано или поздно бешеные гибли.

Но до этого надо было еще дожить самому.

Кхин молча опустил ресницы. Сухие темные руки взлетели над пультом, как над клавишами рояля. Или плашками вибрафона. Дочь Ано играла на вибрафоне, потому он знал, с чем сравнивает. Минимум прикосновений. Только палочек нет, а так похоже…

Прикосновение. Экраны ожили, начали мерцать, выбрасывая в деловитую тишь рубки показатели, карты, схемы, отчеты сенсоров. Интенсивность освещения снизилась. Звуковой сигнал — включение дополнительного голосового интерфейса — прозвенел мелодично до сладости во рту. Вибрафон. Иренэ Карреру, музыкантша, любимица-гордость, записала для отца подборку звуковых файлов. Ано почувствовал тепло и немного успокоился. Какая-то часть его существа любила такие моменты — за красоту, за действенность, которая сменяла тупое ожидание. Весь остальной Карреру их ненавидел. Тупое ожидание сменялось ожиданием нервозным, дикой надсадой, вызванной попытками заглянуть в будущее и увидеть, не случится ли в нем какой-нибудь пакости.