Роман Злотников - Армагеддон

Ночной бой — это что-то совершенно особенное. Человеку вообще свойственно бояться темноты, а здесь вдобавок темнота становится реально опасной.

К тому же в ночном бою гораздо сложнее разобраться, где свои и где чужие, и потому намного легче, чем днем, получить шальную пулю. Поэтому первое правило ночного боя — держаться в цепи. Держаться любой ценой, ползти, прыгать на одной ножке, но держаться…

За секунду до того как по цепи ударили пулеметы, в наушниках раздался громкий, напряженный возглас комбрига:

— Ложись!

Цепь рухнула на землю, пропустив над собой огненный шквал. Похоже, у противника оказался толковый командир, сумевший быстро организовать оборону. Во-первых, по наступающей цепи било не менее двух десятков станковых пулеметов, а во-вторых, — и это было гораздо опаснее, — судя по тому, что эти пулеметы открыли огонь почти одновременно, этому командиру удалось организовать систему огня.

Пулеметы били непрерывно, умело хлеща огненными струями совсем низко, взбивая пулями фонтанчики земли перед самым носом Борьки. Слева, совсем недалеко послышался чей-то негромкий вскрик, после чего цифра в левом верхнем углу нашлемного коммуникационного экрана, работавшего сейчас в режиме стандартного монитора, уменьшилась на одну единицу, потом еще на две, но тут же в соседней информационной иконке вспыхнула желтая двоечка. Это означало, что двое последних не убиты, а ранены. Борька вжался в землю. В наушниках вновь раздался сердитый голос комбрига:

— Атгериев, я долго еще буду терять людей? Твои пулеметчики когда-нибудь проснутся?

Лейтенант Атгериев был командиром роты тяжелого оружия. Это был невысокий, но совершенно квадратный чеченец из числа тех военных, которым как-то не подходит название «солдат», зато так и просится на язык слово «воин». Его пулеметчики из своих пулеметов могли побрить кошку, перебегающую дорогу метрах в трехстах перед его позицией. Поэтому сразу же после выговора комбата в наушниках раздался скрежет его зубов, а затем напряженный голос Атгериева с характерным кавказским акцентом произнес:

— Сейчас… Й-ест, командыр! — И сразу же вслед за этим оборонительную линию китайцев заволокло пылью. Это заработали рельсовые «шинковки» роты тяжелого оружия. Спустя мгновение вновь послышался голос Атгериева: — Сэргей, дарагой, десять секунд!

Это означало, что через десять секунд у «шинковок» Атгериева кончатся боеприпасы и огонь прекратится, о чем он и информировал их ротного.

— Рота, броском вперед! — Голос ротного звучал еще напряженнее, чем у комбрига. — Приготовить шрапнель!

Борька торопливо засунул в двуствольный подствольник две толстенькие чушки шрапнельных гранат и, слегка поморщившись, упер приклад в левое плечо. При выстреле шрапнелью отдача была такая, что плечо превращалось в сплошной синяк. Но зато шрапнельный залп роты по эффективности был ничуть не хуже работы атгериевских «шинковок».

— Залп!

Тысячи стальных шариков шрапнели, визжа и завывая, унеслись в ночь, снося и калеча все, что попадалось на пути.

— Огонь!

Борька торопливо перекинул левую руку с рукоятки подствольника на накладку шнекового магазина и надавил на спуск. Автомат забился в его руках, поливая темноту яркой, огненной полосой трассеров. Спустя десять секунд звонкий звук отсекателя показал, что магазин кончился, и тут же вновь раздался голос ротного:

— Нашлемные экраны в полный ночной режим, после замены магазина — индивидуальный огонь… и держать цепь, сукины дети, держать цепь!..

Когда они пересекли уничтоженный лагерь и вышли на другую сторону, Борька отключил нашлемный экран и, облегченно выдохнув, вытер лоб. Бой все еще сидел в его башке мешаниной звуков, образов, смесью страха и бешенства, шумел в ушах и кружил голову. Рядом тяжело дышал Бабл. Они некоторое время молча стояли рядом, шумно заглатывая и выдыхая воздух, а потом вдруг одновременно посмотрели друг на друга и расплылись в улыбке. Живы! И задали жару!

— Фу-у, блин, — все еще скалясь, проговорил Борька и тут же насторожился. Откуда-то с севера слышались звуки боя, и небо там было окрашено всполохами разрывов. — Чего это там?

Бабл, который всегда первым оказывался в курсе всего происходящего, снисходительно махнул рукой.

— А-а-а, это наши танкеры узкоглазым жару поддают. Там, километрах в двадцати отсюда, нахоженный перевал, и сразу после него долинка, там река изгиб делает… так китаезы сосредоточили там что-то около пяти дивизий. Прямо как сельди в бочке. Ни сесть, ни пернуть. А местность там довольно пологая. Для наших танков вполне проходимая, а вот для ихних не особо — мощи не хватает. Так что наши им сейчас там жару дают. — Бабл прислушался. — Гляди-ка, похоже, там и самолеты? Слышишь звук, как у наших «горбатых», да и «вакуумники» вроде как только они могут носить… Убей меня бог, их там сейчас хорошо мочат «вакуумниками». Вот сейчас, слушай…