Window Dark - К последней полуночи (повесть о настоящем Деде Морозе)

Ну нет. Я уж лучше поближе к красношубым богам. Свои, как-никак. В обиду не дадут… наверное.

Под стихотворением сидел донельзя огорчённый Дед Мороз и объяснял волчонку-недорослику: „Всё! Всё, что нажито непосильным трудом…“ Волчонок не сочувствовал. Ему нечего было терять. Ни перед Новым Годом, ни перед кем-то ещё.

Над седой равниной, оконтуренной полосой зари сверкала утренняя звезда, но саму картинку кто-то перечеркнул кривым крестом.

Долго рассматривать картинки не дали. Сверху загремел густой, звенящий сосульками голос. Он отражался от стен, он дрожал в каждой клеточке моего тела, словно пейджер в виброрежиме.

— Несмотря на твои ошибки, — возвестил голос, — тебе выпал шанс искупить вину, принеся пользу всему человечеству. Только ты и только сегодня сможешь выявить волка в стае овец, в какие бы шкуры он ни рядился. Внемли мне, и ты станешь спасителем рода людского.

Я испуганно уставился на ближайшую стену. Сейчас зачитаю дюжину табличек, и мне уже не будут слышаться голоса, пропитанные патриотизмом и всеобщей сознательностью. Однако взгляд тут же наткнулся на следующий отрывок: „И чтобы явить чудо и заставить уверовать сомневающихся, Он выстроил ряд и выбрал одного. И услышал избранник глас свыше, и зашатался в испуге, ибо, познав очевидное, не мог не верить“.

Что было нарисовано над изречением, осталось неведомым, потому что верх бумажки заклеивал плакат, где Дед Мороз с лихо заломленной на затылке шапкой втыкал указующий перст в невольного зрителя и вопрошал громогласно: „Ты уже встретил Новый Год?“.

Избушка затряслась. Я решил, что правила поведения при землетрясении следует соблюдать и в сверхъестественных пределах, и вышел на улицу.

— Не мешкай, иди на крыльцо, — запоздало указал вслед пропитанный холодом голос.

Здесь не хватало известнейшего изречения, вошедшего во все сборники современных афоризмов: „Когда мы разговариваем с богом — это называется молитвой, когда бог разговаривает с нами — это называется шизофренией“. Данные слова смело можно было отнести и к голосу. Ведь это был ТОТ САМЫЙ Дед Мороз. Дед Мороз, изображения которого, мы десятками отсылаем друг другу, как иконки, надписывая пожелания самого лучшего, словно молитвы.

На крыльце меня ждала Снегурочка.

— Слыхала? — кивнул я, намекая на неординарность предложенного мне дела.

— Конечно, — торжествующе улыбнулась она. — Теперь-то ты понял свои заблуждения. Я всегда верила, что Он обратит на тебя внимание, но чтобы выбрать для великой миссии. Впрочем, ты же слеплен по его подобию…

Грустные мысли обволокли меня, и я перестал вслушиваться в торопливый говорок. Мне встретилась ненастоящая Снегурочка. Настоящей не было бы дела ни до меня, ни до великой миссии. Её ждали свои затяжные рывки, свои барьеры, своя лестница. Рядом со мной находился отголосок Снегурочки. То, что уместилось в три секунды, оторванные от реальных дел.

Быть может, выполнив миссию, меня отпустят к настоящей?

Или Дед Мороз, исполнивший предназначение, никому не нужен точно так же, как Дед Мороз без подарков?

Рука ощутила холод металла. Я вздрогнул, опасаясь обнаружить трость Зимнего Снайпера, которая выдала бы мою недавнюю сущность. Но пальцы сжимали жезл, один конец которого украшал шарик, в котором ворочалось небо летней ночи.

— Им ты укажешь на врага, — донёсся голос из избушки.

— А каким концом: с шариком или без? — я готов был уточнять и переспрашивать.

Если уж на тебя возложили великую миссию, то ты ничего не должен забыть или перепутать.

— Без разницы, — ответствовал голос. — Но если это для тебя важно, указывай шариком.

— Хорошо, — тихо пробубнил я.

Мне никак не удавалось забыть про дублёнку, спрятанную за забором. Если на меня заявила права другая сторона, получается, сейчас я занимаюсь предательством. Ведь почему-то я позволил напялить на себя одёжку Зимнего Снайпера. Ведь как-то объяснял этот поступок и себе, и тому, чьи руки вручали зловещую униформу. Значит, уже сделал выбор. Правда, я так и не увидел, как Новый Год поставил под договором свою подпись. Но ведь важен сам договор, а подпись могла появиться и потом, когда я оделся и ушёл.