Window Dark: Кошка с разноцветными глазами

Тусклые лампочки не могли разогнать сумрак лестничных пролётов высоченного подъезда. Но темнота её не пугала. Даже те два-три этажа, которые прятались в кромешной тьме, она пробегала, гордо подняв голову. А из мрака, словно два крохотных фонарика, сверкали её глазёнки. Пара светлячков. Две ещё не разгоревшиеся звезды. Путь был невероятно длинный. Тридцать поворотов и тридцать одна лестница. Она ненавидела эти бесконечные ступеньки. Но ещё больше она ненавидела те ночи, когда не могла смотреть на звёзды. Звёзды стоили того, чтобы взбираться вверх, чтобы преодолеть эти нескончаемые лестницы, чтобы за последней ступенькой в изящном прыжке сквозь чердачный проём вырваться на плоскую крышу. Звали её Кэтти. В переводе с далёкого языка имя обозначало всего лишь кошечку, которой она и была. Но со временем два стучащих, отрывистых, как удар молоточка, звука слились в единый и плавный. Кэ-эти. Так ей нравилось больше. Тем более, что звать-то её было некому. Но она не переживала. Ей хватало крыши, кирпичной трубы, медленно отдающей накопленное за день тепло, и мерцающей россыпи звёзд в недостижимом небе. После грозы возле трубы появлялись лужи и тогда в их глубинах плясали звёздные отражения. Настоящие звёзды снисходительно посматривали на них сверху, а те дрожали то ли от холода, то ли от невыносимого желания вырваться из этой ледяной глубины, расплескавшейся прямо перед лапками Кэти. А ещё из звёздных глубин ей навстречу смотрела такая же кошечка, и в глазах, в мерцающем, переливчатом сиянии плавали совсем крохотные звёздочки. Почти неразличимые. Но она видела их, качающихся на волнах двух морей — голубого и зелёного. Иногда она мечтала о собственной звезде. Когда звёздочка упадёт на крышу, то она не утонет и не затеряется в пыли. Кэти укутает её, согреет в тёплом меху и бережно положит на самое лучшее место. А если рядом окажется лужа, то у звезды появится ещё одна подружка, не считая тех, маленьких, которые вспыхивают в глазах кошки из глубины. И в глазах у Кэти. Но звёзды не падают на крышу к лапам самой обыкновенной кошки. Звёзды надо доставать в летящем прыжке, сцарапывая их коготком с неба, а крылья кошкам не положены. Звёзды звали и манили. Звёзды ждали. И она, весело перебирая лапками, спешила на крышу самого высокого дома. На крышу, до которой тридцать поворотов, тридцать одна лестница и прыжок. Вскинув головку вверх, она уже видела их первые проклюнувшиеся огоньки на почти что светлом небе. Ближе к домам небо наливалось мраком и ранние звёзды сияли там особенно ослепляюще. У кошек острое зрение. И звёзды они видят совершенно иначе, чем люди. Звёзды… И вдруг они оборвались. Целых четыре. Словно большушая небесная кошка полоснула по небу четырьмя своими коготками. Четыре золотистые дуги черкнули по небу и растаяли. У самого горизонта ползло длинное серебряное облако, будто небесная кошка оставила обглоданную рыбью косточку. Больше ничего интересного там не происходило, и Кэти опустила взор с небес до горизонта и ещё ниже. И, вернувшись на землю, обнаружила два больших глаза, которые внимательно изучали её с кончиков ушей до коготков на задних лапках.

Глаза принадлежали старому, местами облезлому коту таинственной дымчатой масти. Кота звали Ерофей, и он был единственным котом, в которого мальчишки не швыряли обломки дощечек, пахнущих подгнившими огурцами и помидорами. Когда он медленно и важно переходил дорогу, то мелкие собачонки завистливо тявкали и отбегали прочь, а большие собаки провожали его серьёзными взглядами и даже кивали иногда. Впрочем, никому не ведомо, обращал Ерофей внимание на эти взгляды или нет. А теперь он никуда не бежал. Сидел и смотрел. И Кэти почувствовала себя неуютно, словно посторонний кот заглянул куда-то глубоко-глубоко. Она отвела взор и уставилась на белую грудку, сверкавшую в подступившей тьме. Она уже почти пробежала мимо, когда Ерофей в бесшумном прыжке преградил ей путь. Она не успела ни испугаться, ни удивиться, потому что вопрос прозвучал сразу. — Видела? — Ерофей на мгновение прищурил глаза, показывая, что опасности никакой нет. Перед Кэти были глаза, только глаза, а вовсе не клыки и не острые крючья когтей. — Видела? — нетерпеливо переспросил Ерофей. — Звёзды, — вырвалось у неё. И вдруг она поняла, что угадала! От Ерофея потекло тепло. Не такое, как от кирпичной трубы. Но надёжное. В холодной ночи каждый кусочек тепла дорог.