Window Dark - Пионерская история

Но у Кольки уже включилась пионерская бдительность.

— Нам пора! — твердо заявил он, не теряясь. — Нас ждут.

— Долго будут ждать, — со значением заявил бывший мертвец. — Вряд ли вы отсюда уйдете.

Глаза Кольки испуганно расширились.

— Пока не дадите обещания никому не рассказывать об увиденном, — закончила за мертвеца Кузьминична.

— А как вы говорите? — изумился, окончательно проснувшись, Володька.

— Неважно как, — перебил его Колька, отягощенный государственными заботами. — Такого обещания мы вам дать не имеем права. А вдруг вы — агенты мирового империализма! — и ему вспомнился плакат, на котором пионер прижимал ухо к двери, чутко вслушиваясь в разговор двух подозрительных черных силуэтов. Теперь-то уж никто не скажет, что летом Колька не проявляет бдительность и активность.

— Как могут мертвые быть агентами мирового империализма? — удивился в свою очередь мертвец.

Окошко за спиной у Кольки распахнулось и, обернувшись, он увидел лицо второго покойника.

— Это кто тут агенты империализма. Да будь я сейчас живым, выдрал бы тебя за милую душу вот этим ремнем, — серьезно заявил тот.

Ремня Колька не увидел, но это ему все равно не понравилось. Такими словами в деревне не бросались, а батяня находился сейчас ой как далеко.

— Да я сам в свое время двух шпионов разоблачил. У меня даже благодарность за это дело имеется, — бушевал мертвец. Затем замолк и отправился в избу, видимо, чтобы познакомиться с Колькой поближе.

Шпионская версия, к огромному сожалению, с треском лопнула, и кончилось происшествие тем, что все сели пить чай. Вернее, пили только ребята с Кузьминичной. А покойники молча поглядывали.

Выглядели они теперь как обычные люди. Ничем не отличались от настоящих мужиков. Их выдавали только глаза. Не блестящие с искорками в зрачках, как у всех нормальных граждан, нет, их глаза были мутными, тусклыми, зрачков не имелось совсем. А взгляд такой неприятный и тяжелый, что выдержать его вряд ли кто бы смог.

Колька то и дело косился на них, вспоминая всяческие ужасные истории и собственные ночные страхи. Нет, наяву все выглядело каким-то уж очень обыденным и неинтересным. Не было гниющих лиц, разлагающихся рук, глаз, полыхающих страшным красным огнем. Никто ни на кого не кидался, не душил, не заглатывал. Даже черных гробов нигде не видать. Вот он, а вот мертвецы, да и только.

Володька тем временем удовлетворял свою пытливую любознательность:

— Бабушка, а откуда взялись мертвяки эти?

— Да почитай в позапрошлом году драка у нас случилась. Местные-то их, двоих, и угрохали. Наших посадили потом, а за убиенными так никто и не приехал. Вот я и выпросила у себя захоронить этих незадачников.

— А зачем их оживлять-то?

— Как же, одна я осталась. Немощная, хворая. Кто мне избу починит? Кто огород вскопает? Кто польет, прополкой займется? Сама-то уж я стара. Выверну их из землицы, оживлю на день, а вечерком обратно в землишку. Иначе нельзя, сама совсем не справлюсь.

— Надо было вам, бабушка, в нашу дружину обратиться. Прислали бы помощников, — рассудительно сказал Володька и уточнил. — А насовсем их оживить можно?

— Можно, конечно, да только кто за такое дело возьмется.

— А че сделать-то надо?

— И не спрашивай! Надо всю ночь, когда луна полная, за мертвяками следить, не отходить. Ежели вытерпишь до утра, то оживут они, как прежде, и будут жить еще сколь бог милует. Бабка моя по таким делам была мастерицей. Она бы взялась.

— И мы возьмемся, бабушка, — прервал размеренный говор Кузьминичны Володька. — Пусть трудно!

— Конечно, возьмемся, — горячо поддержал Колька. — Пионер всегда там, где трудно.

— И не пробуйте, ребятки, — замахала морщинистыми руками Кузьминична. — Не дожить вам до утра.

— Доживем, — твердо сказал Колька, стараясь не глядеть на мертвецов.

— Так ведь луна полная должна быть, — обрадовалась бабка. — А без полной луны не получится ничего.

— Вот и хорошо. Сегодня как раз полнолуние, — Володя был умным мальчиком и посещал астрономический кружок в школе.

Огорчилась Кузьминична, да ничего не поделаешь. Упрямый народ пионеры.

— Попомните еще мои слова, — угрюмо пробормотала она. — Сейчас они смирные, а вот разойдутся после полуночи, и не угомонить их тогда.

А покойники и впрямь казались смирными. Бородатого, как выяснилось, звали Матвеем. Он тоже был деревенским когда-то, но переехал в город, да так там и остался. От деревенской жизни он сохранил крепкую фигуру, которой позавидовал бы любой борец, и бородку, хотя подстригал он ее уже по-городскому. Второго звали Федором. Он изначально родился в городе и не собирался его покидать. Хлипкая и худощавая фигура словно намекала на перенесенные в детстве болезни. Что привело их в деревню, ни тот, ни другой уже не помнили. В памяти осталась лишь роковая встреча с подвыпившими местными, один из которых, повздорив, спьяну выхватил нож и этим решил все дело.