Эдуард Геворкян: Правила игры без правил

За дверью засмеялись, потом без стука вошел директор, а с ним высокий черноволосый парень. На правом рукаве нашита голубая единица.

— Инспектор побеседует с тобой, Селин, — сказал директор, а мне показалось, что он охотно бы добавил, «если ты не имеешь ничего против» или нечто в этом роде.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Селин.

— Привет, — ответил я, — садись.

Директор вышел. Я впился глазами в лицо Селина, пытаясь уловить облегчение или растерянность, но ничего не заметил.

— Если хочешь, — предложил я, следя за ним, — выйдем во Двор.

— Так ведь дождь! — улыбнулся Селин.

— Ну, ладно. Есть претензии, жалобы?

— А как же, — заявил он (я встрепенулся), — есть претензии!

Уткнувшись в бумаги, я, не глядя на него, спросил:

— Чем недоволен?

— Ребят у нас мало. Группы — по десятке! Со всей школы две команды наберешь, а на регби и того меньше. Неинтересно!

— Хорошо, я запишу. На что сам жалуешься?

— Я же говорю, ребят мало!

В его абсолютно честных глазах не было ни капли иронии. Над чем они все-таки смеялись с директором в коридоре?

— Тебе здесь не очень скучно?

— Что вы! Я староста группы, — с достоинством сообщил он, тронув матерчатую нашивку на рукаве, — времени нет скучать.

Ах, даже староста. Не слышал я, чтобы в спецшколах привлекали подопечных к управлению. Оригинально!

— Как же ты сюда попал?

Селин хохотнул.

— Ерундой занимался с ребятами…

Он рассказывал о своих делах спокойно и равнодушно, словно все это было очень давно и не с ним. Перевоспитали уже или считает прошлые свои забавы нормальным досугом? Вот я сижу тут с ним, слушаю о его подвигах на арлимском пепелище, а что мой сын?.. Черт его знает, с кем он связался и почему не ходит в школу…

— Чем вы занимаетесь в мастерских? — перебил я Селина.

— Как чем? Наша группа пулемет собирает, крупнокалиберный.

— Зачем вам пулемет?

— Ну, приятно пострелять. Я в детстве самопалы делал…

— А сейчас не делаешь?

— Зачем? Пулемет же!

— Да, пулемет это не самопал. Боеприпасы сами делаете?

— Конечно. Я придумал, как гильзы обжимать.

— Молодец! А не боитесь ранить кого-нибудь?

— Что вы? — удивился Селин. — У нас знаете какой полигон! Вот если самопалы — точно кого-нибудь убьет. А так — нет.

— Ну, ладно… что это?

За окном кто-то затрещал и засвистел. Селин вытаращил на меня глаза.

— Это соловей, — осторожно сказал он, — значит, дождь перестал.

— А разве они осенью поют?

— Поет ведь этот.

— Хорошо, свободен. Позови директора.

Пришел директор, Селин остался стоять в дверях.

— С Гузиком я закончил.

— Ага. Ну, иди, Селин. Впрочем… — Он посмотрел на меня.

— Напоследок, скажем… — Я как бы наугад провел по списку. — Вот этот. Пит Джеджер.

— Позови Пита, — сказал директор как ни в чем не бывало.

Селин кивнул и вышел. Лифт слабо загудел. Директор между тем сел в кресло напротив и отодвинул бумаги Седина.

— Один из самых трудных подростков. Полнейшая невосприимчивость к требованиям подчинения закону и в большой степени недальновидный гедонизм. Мы возились с ним два года, теперь его не узнать.

— Чем же вы его обломали, пулеметом?

Директор слабо махнул рукой.

— Пулемет — это пустяки, это уже потом, чтобы снять остаточную агрессивность, ну и чтобы не было свободного времени. Не вдалбливать же им с утра до вечера биографии отцов-основателей? Мы прививаем…

Директор не успел договорить, что именно они прививают, как в дверь вошел охранник, высокий, похожий на Селина, повзрослевшего лет на двадцать, с густой шевелюрой и низким лбом.

— Вы за Джеджером посылали, — спросил он, подобострастно глядя на меня, — так он в изоляторе, не может, извините, прийти.

— Что он натворил? — полюбопытствовал я.

— Почему же — натворил! Он болен. Температура…

— Слушайте, Пупер, — вдруг рявкнул директор, — вы не включили кондиционер!

Они начали громко выяснять, почему не включен кондиционер, кто спит во время дежурства, куда исчезают протирочные концы, а я, не торопясь, извлек дело Джеджера и небрежно пролистал его. К шумной перебранке я не прислушивался, это все дешевый театр, я знал, что вызов Пита кончится чем-то в этом роде.

— Вот что, — сказал я, когда они замолчали, — не мешает осмотреть и изолятор. Он у вас где, на втором?

Я был уверен, что директор сейчас лихорадочно придумывает, как не допустить меня к изолятору или отвлечь внимание от Джеджера. Если он объявит Пита остроинфекционным больным, тогда он последний дурак. И вообще, что бы он ни сказал, все не в его пользу. Послать-то он за ним послал!