Джек Чалкер: Властелины Срединной Тьмы

Он вновь опасливо покосился на лица. Под неподвижным камнем могла скрываться любая угроза, глаза могли в любой момент распахнуться, превратившись в бойницы. Судя по положению стержня, тот, кто его вмуровывал, тоже об этом подумал. Но что-то обрезало веревку, и смельчак рухнул на решетку далеко внизу. Кратер был средоточием могущества, но вместе с тем и средоточием смерти, и у него хватило здравого смысла понять, что, спустившись туда сейчас, не имея ни малейшего понятия, что его там ожидает, он докажет отнюдь не свою отвагу, а только глупость. Возможно, кто-нибудь когда-нибудь сумеет объяснить ему увиденное, но для этого нужно вернуться и рассказать обо всем.

Принятое решение успокоило его. Он отполз от края воронки и, немного передохнув, проверил свои припасы. Солонины осталось совсем чуть-чуть, хоть он и старался экономить. Восхождение заняло пять суток, однако на обратном пути он надеялся уложиться за пару дней.

Но перед тем, как отправиться назад, он решил немного поспать. Он сильно устал, в тепле его разморило, и все же заснуть оказалось нелегко. А заснув, он увидел сон, зловещий сон…

…Он стоял на дне кратера и, задрав голову, смотрел вверх, на кольцо скульптур. Каменные лица ожили, глаза их открылись и созерцали его, насмешливо и высокомерно.

Оглядевшись, он увидел, что стоит по колено в груде скелетов. В ужасе он попятился, но, запутавшись в собственной веревке, упал. Кости хрустнули под его тяжестью, в лицо оскалился белый череп. Вскрикнув, он отпихнул его и вскочил, опираясь о стену.

Теперь он отчетливо видел странный рисунок на противоположной стене кратера. Это была не фреска, а скорее мозаика – и так же, как рисунки на полу, представляла собой узор из пяти колец, расположенных квадратом, правда, более четкий. Изображения в кольцах живо напомнили ему наскальные рисунки художников его племени, и он не сразу обратил внимание, что в каждом рисунке имеется небольшой черный квадратик, словно в этом месте выпал кусочек мозаики.

Внезапно по кратеру пронесся порыв ветра – это заговорили каменные изваяния. Язык был незнакомый, но почему-то он понимал каждое слово.

– Кольца… Кольца… – шептали они. – Пять золотых колец… Ты принес кольца?

– Какие кольца? – услышал он свой собственный крик. – Я не знаю никаких колец!

– У него нет колец… – прошептал морщинистый старик, и остальные мужчины подхватили:

– Нет колец… Нет колец…

– Нет плодов, нет птиц, нет колец… – вступили женщины.

– Тогда зачем же ты здесь? – спросили мужчины.

– Я хотел лишь узнать, что тут такое, почему эта гора стоит на священной земле моего народа… Я хотел только увидеть… Больше мне ничего не нужно!

Все пятеро дружно вздохнули.

– Нам жаль… – прошептали они, и эхо гулко повторило их шепот. – Нам очень жаль тебя… Но, видишь ли, любопытство здесь не дозволено…

И останки тех, кто пришел сюда до него, зашевелились, поднялись и двинулись к нему, чтобы сделать его одним из них…

…Он вздрогнул и проснулся, весь в холодном поту. Ветер крепчал, и заметно похолодало. Облачные кольца, разделенные тепловой завесой, вращались с немыслимой быстротой, и так же быстро крутились облака внизу. Он поспешно вскочил, мечтая как можно скорее убраться подальше от этого жуткого места. Теперь в отступлении не было ни трусости, ни позора: это место было средоточием величайшего колдовства, противостоять которому может лишь тот, кто обладает несравненно большим могуществом, чем простой воин. В самоубийстве нет никакой чести, а оставаться здесь было бы равносильно самоубийству.

Он быстро достиг нижнего слоя облаков, вступил в него – и в этот момент налетел шквал.

Человеческий крик потонул в завывании ветра. Вихрь подхватил его, оторвал от земли и швырнул о скалу в нескольких сотнях метров ниже по склону.

Согбенно Ходящий, верховный знахарь и хилер народа хайакутов, который на самом деле был прям как стрела, даже сейчас, на восьмом десятке, медленно поднимался по склону холма к хижине Бегущего с Козодоями. Он собирался нанести обычный визит вежливости и изложить привычные жалобы. Летающие блюдца опять распугали бизонов. Вот уже более двадцати лет Козодой проводил свои рекреации в это время года и в этом месте. Несмотря на свое относительно привилегированное положение и высокий ранг, он был обязан по меньшей мере четверть года жить среди своих соплеменников, жить той же жизнью, что и они. В общем-то это его не особенно беспокоило, за исключением некоторых небольших неудобств, вроде предстоящей беседы со знахарем, да неизбежных задержек в работе над текущими проектами. И все же насильственный переход от электрического освещения, кондиционированного воздуха и компьютерной обработки данных к бревенчатой хижине, обмазанной глиной, был довольно болезненным.