Райбольница сделала полный оборот вокруг Земли где-то за неделю. По мере приближения к месту приписки, то есть прописки, людям все сильнее казалось, что приходит конец их удивительному и захватывающему путешествию. И не просто казалось, нет, они были абсолютно уверены в этом. И даже не хотели задумываться над происхождением, в сущности, ни на чем не основанной уверенности.
Путешественники считали, что с честью выдержали испытание, выпавшее на их долю, а значит, стихия не должна иметь к ним никаких претензий.
И потому, когда больница благополучно проплыла над своим законным, но пустующим фундаментом, путешественники впали в черную меланхолию. Их так утомила жестоко нормированная пища, жестоко нормированное поведение и, самое главное, жестоко нормированное общество и пространство, что прямо не знаю.
- На второй виток пошли, на второй виток пошли! - затухающе прошелестело по коридорам, палатам и кабинетам. Прошелестело да и стихло.
Как в тумане, прошла еще ночь. И утро началось как в тумане, хотя видимость была, выражаясь языком связанных с небом специалистов, "миллион на миллион". И похоже, назревал бунт на корабле, похоже, кое-кто не отказался бы от захвата общественного спирта ради утоления личного отчаяния, во всяком случае о чем-то таком намекал дядя Эраст, уже переставший быть верным приспешником режима.
И бунт бы наверняка случился не сегодня-завтра, если бы вдруг с утра не завопил кто-то истошным голосом:
- А-а-а! Мы падаем, мамочка, мы падаем!
В один миг смерч "Маруся Кивакина" как сквозь землю провалился. Только что был и враз исчез. Пылевой столб несколько мгновений неподвижно поторчал посреди мира, а потом стал опадать, осыпаться вертикально вниз. И опережая пыль, полетел с жутким воем вниз грязно-белый больничный параллелепипед.
Он летел строго вертикально, не покачиваясь и не планируя ничуть, летел как и подобает массивному компактному предмету. Но это падение длилось лишь несколько мгновений. А после над крышей показалось нечто бесформенное, будто отломился кусок стены, но то была не стена, а так называемый парашют. Невероятно, но он, не ведая о своих вопиющих несовершенствах, надулся встречным воздухом, разгладился и стал все ощутимее тормозить падение. Мгновения всеобщей невесомости прошли.
- Товарищи! - прогремел по коридорам зычный голос Фаддея Абдуразяковича. - Прекратите панику! Все идет нормально! Приготовиться к мягкой посадке!
И люди моментально вспомнили, кто здесь их главный благодетель. И они снова глядели на него преданными глазами, полными слез радости. Это были последние звездные миги Мукруллы. Хорошо, что они были так светлы, эти миги.
Удар о Землю получился вполне сносным. Больничные стены не дали ни одной трещины. Все же умели строить в давние эпохи, пока еще не началась борьба за качество строительных работ. Все-таки умели, хотя это тогда и не требовалось.
Приземление состоялось, и неопределенного цвета купол бессильно свалился вниз. Он укрыл спустившийся с неба снаряд, а также близлежащие окрестности. При внимательном рассматривании было видно, что гигантский квадрат сшит из бесчисленного множества одинаковых прямоугольных лоскутков, каждый из которых был помечен двумя некрасивыми черными буквами: "ХО" или "ТО". Посторонние, конечно, не могли знать, что означают эти загадочные литеры.
А внутри здания сделалось сумрачно. И тогда ставший уже подлинным красавцем Веня открыл окно, взял ножницы и вырезал в куполе парашюта большую дырку. Надо же было сориентироваться на местности, взять азимут и тому подобное. Ведь даже и Тимофеев не знал, где они находятся, так как уже успел разлюбить нудное штурманское дело.
Наши друзья высунули головы в дырку и увидели прямо перед собой огромное, уходящее в небо здание. На здании висела табличка, а на табличке были буквы. Буквы составляли слова. Такие вот: "Минздрав СССР".
И все-таки их встретили, как героев. Собралась огромная толпа народу, которая истоптала весь купол. Радостные беспорядки едва удавалось держать под контролем. Кивакинская райбольница парализовала дорожное движение, транспорт с большим трудом разогнали по соседним улицам и дорогам.
Но в общем всем было очень радостно. И путешественникам, и тем, кто их встретил. Потом иностранные газеты злословили по этому поводу: "Главное сохранить хорошую мину". И пояснили, что мина - это не мина, а выражение лица.
Ну, что ж, иностранные газеты для того и существуют, чтобы злословить в наш адрес.
Читать дальше