Вячеслав Назаров - Дороги надежд. Повести

- Ты опять ничего не понял, Юл. Я не хочу прирученной Вселенной. Жизнь должна быть свободной и дикой, иначе она перестанет быть жизнью и превратится в имитацию. Я хочу, чтобы все оставалось, как есть - и было во мне, а я была для всего. Я хочу настоящего счастья, а не имитации.

- Я не могу понять тебя, Юна. Я не могу уловить, что именно ты называешь счастьем. Разве борьба и победа - не настоящее счастье, разве распространение разумного - не благородная задача, разве Истребление зла умаляет свободу жизни?

Юна отняла свои губы и долго молчала.

- Мне грустно. Юл. Иногда мне кажется, что мы чужие…

Ночь вокруг взорвалась бульканьем, скрежетом, воем, хрюканьем. «Чужие! - шипело и жужжало со всех сторон. - Чужие! Чужие!»

Я закрыл Юну собой, схватил какой-то сук и включил фонарик. Луч вырвал из. ночи мшистый валун, а на нем - хохочущих Сита и Молу, наших закадычных друзей. Десятки фонариков заплясали вокруг, и мы оказались в кольце одноклассников - оказывается, все наши парами бежали с бала, и в поисках уединения, не сговариваясь, попали именно сюда. Мы пришли уже последними, и весь наш разговор был внимательно выслушан целым классом.

И теперь шутовской хоровод передразнивал нас и высмеивал, устроив гогочущий шабаш над обрывом.

- Я буду подметать Вселенную кометами! - вопил Кир.

- Не хочу-у, - ныла Ана. - Я хочу ее ам-ам, чтобы она буль-буль внутри меня…

- Я нарежу ее мелкими кусочками, полью слезами в маминой кастрюле и сделаю для тебя гуляш из пустоты! - подхватывал Мол.

- Не хочу-у, - ныла Сана. - Вареные звезды - тьфу! Я хочу сырую Вселенную, чтобы она пик-пик внутри меня!

- Тогда я не понимаю, почему ты не ешь меня! - заходился Сит. - Разве я хуже какой-то залежалой Вселенной.

Я шагнул к Ситу и толкнул его. Но Сит был крепкий парень, он даже не покачнулся. И не перестал дурачиться.

- На колени. Все - на колени! Совершеннолетний Юл начинает приручать Вселенную! Я уже чувствую себя нежнее котенка!

Юна, вначале смутившаяся до слез, постепенно пришла в себя и скоро хохотала вместе со всеми. Я счел это предательством и сказал ей об этом. Она ответила:

- Глупый! - и продолжала смеяться, скакать и передразнивать сама себя. И она добавила обиду, держа за руки Мола и Сану:

- Юл, он, правда, нежнее котенка? Я могу поселить его в своей грудной клетке?

- Юна, пойдем домой.

- На мне еще нет ошейника, чтобы командовать мной! Мне весело здесь, и я останусь с ребятами!

- Хорошо, я уйду один…

Так мы поссорились с Юной, без которой вся моя жизнь - пустая трата времени. Я рассказал все матери, и она горячо поддержала меня, называя моих товарищей «скрытыми врагами» и «завистливыми тупицами». Но особенно нападала на Юну, осыпая титулами «коварной лазутчицы», «провокаторши», «подлой интриганки» и «бессердечной бесстыдницы», пока я не заставил ее замолчать. Я давно замечал, что Сила органически не переносит Юну, толкуя каждый ее поступок, как глубоко продуманную тайную диверсию… Все мои попытки восстановить объективную истину кончались целым потоком слез: «Ты готов бросить мать ради этой коварной девчонки, которой ты совсем не нужен…»

Сейчас Сила торжествовала - ее предсказания сбылись, она все время предупреждала меня: ох, как доверчивы парни!

- Все это сплошная чепуха, ты сама не веришь тому, что говоришь. Но помоги мне, ведь ты женщина и лучше понимаешь женскую душу. Юна иногда говорит непонятное. Она хочет, чтобы Вселенная была не вне, а внутри ее, чтобы Вселенная была частью ее, а она частью Вселенной. Но она не хочет, чтобы я покорил Вселенную с ее именем, как хочешь ты, - ты мне часто повторяла такое в детстве. Она хочет чего-то другого. Чего?

Злая гримаса передернула лицо Силы.

- Она хочет ребенка!

Так я ушел от матери…

Конечно, я не лег спать. Отправив «Серебряного феникса» в мусоропровод, я сидел у окна, когда зазвонила входная дверь. Я пошел, в прихожую на негнущихся ногах, и мне чудился в комнатах странный звук так поют над полем высоковольтные провода. Только один человек мог прийтико мне без приглашения, но я ничем не заслужил его прихода. Я открыл дверь в прихожую, уверенный, что мне померещился долгожданный звон, и готовый заплакать от обиды.

У двери стояла Юна.

Мы так и не успели ничего рассказать друг другу в тот вечер - я не помню ни единого слова, по-моему, за весь вечер и ночь так и не было сказано ни одного слова…

В пустой приемной Верховной Ставки, после аудиенции с каким-то пузатым чином, который всю свою непонятную злобу обрушил на консул-капитана, а меня, главного виновника, величал «этот самый стойкий юноша». Морт Ирис сказал: