Пол Андерсон - Мы выбираем звезды

Тем не менее, идея, как случалось и прежде, захватила его, взбодрила, придала сил. Не то чтобы Сайре видел собственными глазами или убедился на личном опыте в безграничности идеала. Нет, это было по плечу разве что избранным. Даже Ксуан, работавший над своей системой на протяжении десятилетий, частенько прибегал к помощи академической компьютерной сети и не раз, вдобавок, признавался, что обязан кое-чем древним мыслителям. Такие, как он, Энрике Сайре, должны полагаться на то, чему их учат в школе, а впоследствии пополнять образование, слушая лекции и читая научно-популярные издания. При всем при том Сайре восхищался строгостью Ксуановой системы – нечто похожее существовало в Китае эпохи Хань и в императорском Риме, а также в исламе, в хронометрии и исчислениях. Шефа тайной полиции убеждал довод, что при современных методах обработки информации рыночная экономика устаревает, наглядно проявляются ее недостатки. Его вдохновляла перспектива создать и поддерживать условия, столь благоприятные, что общество само двинется к упорядоченной жизни, словно звездолет, который, будучи выведен на правильную траекторию, должен миновать многочисленные силовые поля и добраться до места назначения.

Сайре мельком, уже не впервые, подумал о том, что в правоверного авантиста его превратило не это, а логическое nоn sequitur [16]– если хотите, видение, – естественно, нерациональное. Доктрина Ксуана допускала нерациональность наряду с иррациональностью и хаосом нелинейных систем. То были факторы, существенно влиявшие на ход событий, поэтому Сайре постоянно принимал их в расчет. Сильнее же всего Энрике пленило прощальное слово Ксуана. Мыслитель наконец отдался течению мыслей, пророк не пророчествовал, но грезил. Ксуан соглашался, что среди живущих в несовершенном, ограниченном настоящем никто не может заглянуть в будущее, которое приблизится к совершенству и устранит всякие ограничения. Однако нашелся человек, который посмел бросить взгляд вперед; между прочим, такие люди попадались и в девятнадцатом – двадцатом веках. Они смутно – а Ксуан отчетливо – прозревали Великое Превращение, которое наступит то ли через тысячу, то ли через миллион лет и, может статься, в свою очередь будет лишь началом, и космос благодаря ему разовьется из слепой материи в чистое сознание…

– Я изучал вашу математику. – Неожиданный ответ модуля вырвал Сайре из фантазий. Странно, до сих пор Гатри ни в чем подобном, как бы ни велся допрос, не признавался. – Ну да, в качестве доктрины она с каждым днем приобретала все больше приверженцев. Движение авантистов становилось политической силой; правда, в основном за счет тех, кто верил наполовину, за счет невежд, толпы которых следовали за вами, полагая, что в учении что-то есть, раз все превозносят его научность и объективность. Я решил, что лучше разобраться самому, обратился за помощью к одному логику, и мы вместе стали изучать психотензорные матрицы, оператор «лао-ху», вычисления и прочую дребедень; я усвоил вполне достаточно, чтобы понять, что у меня есть занятия поважнее.

– Из чего следует, что вы ничего не поняли, – возразил Сайре. – Вы не спрашивали себя, почему идеи Ксуана пользуются такой популярностью?

– Разумеется, спрашивал, и находил тому обычные причины. После Возрождения, Джихада и прочих треволнений мир стал напоминать большую свалку. Союз пострадал меньше других, но его гражданам было о чем сожалеть, а потому им показалось, что они упали глубже и ударились сильнее. Ксуан сделал несколько предсказаний, которые более-менее совпали с действительностью, изрек два-три предположения, прозвучавших не полной ерундой. Североамериканцы всегда молились на разных спасителей, поэтому-то многие скушали ксуанизм – точнее, броские лозунги, – и ваша шайка пришла к власти, не будем уточнять, каким образом. То были последние полусвободные выборы в этой стране.

– Чушь! Народ увидел, что за нами будущее!

– Ну да, кое-что разумное вы и впрямь предлагали. Но куда больше было завлекалочек – исправление, перевоспитание, поголовный генетический контроль, и так далее. В общем, ничего такого, до чего я не мог бы, обладая здравым смыслом и житейским опытом, додуматься самостоятельно.

– Неверно. С тем же успехом вы могли бы заявить, что Эйнштейн не открыл ничего такого, до чего бы вы не дошли своим умом.

– Не надо передергивать. Теория общей относительности была совершенно новой, объясняла очень и очень многое. А ксуанизм в своей основе, если отбросить диковинный язык и затейливые уравнения, – обыкновенная болтовня о коллективизме, насчет которого пару-тройку тысячелетий назад чесали языки все, кому не лень. Вполне возможно, его возраст гораздо почтеннее, я не спорю.