Пол Андерсон - Волна мозга

Бесконечно продолжаться это не может. Пройдет всего несколько месяцев, и не останется ни Портов, ни Морганов. Изменения, происходящие в них самих и во всем человечестве, просто уничтожат их, обратив их малость в никчемность… Пока же они все еще оставались опасными хищниками и с ними нельзя было не считаться.

Он снял трубку и вызвал линию связи, услугами которой здесь мог пользоваться только он.

– Бауэре? Как идут твои дела? Знаешь, я только что расстался с динапсихистом и этим жуликом, что командует всем портом. Вероятно, они в скором будущем выступят с идеей создания какого-нибудь Народного фронта… Все для того, чтобы получить какое-то количество мест в городском собрании, а потом взять власть силой. Эдакий дворцовый или, если хочешь, государственный переворот… Да, да. Оповестите об этом наших агентов и там, и там. Мне нужны будут развернутые отчеты. С помощью тех же агентов мы постараемся столкнуть их лбами… Да, альянс такой же непрочный, как и все остальные. Достаточно небольшого усилия, чтобы они развязали друг против друга войну. После того как милиция разберется с теми, кто останется в живых, мы начнем кампанию, призывающую граждан к здравому смыслу… Разумеется, я постараюсь рассчитать все наперед…

Он положил трубку и какое-то время сидел с выражением скорби на лице. Он только что подписал смертный приговор множеству людей, мало чем отличавшихся от всех прочих… Но у него не было иного выхода. Тем самым он спасал жизнь и независимость миллионов своих сограждан.

– Охо-хо… Попробуй усиди на таком месте, – пробормотал Мандельбаум, взглянув на расписание приемов. До прихода представителя Олбани [8]оставался еще час. С ним разговор тоже обещал быть весьма непростым. Город ежедневно нарушал законы страны и штата – иначе он не смог бы существовать, – и это приводило губернатора в ярость. Он хотел вернуть себе прежние полномочия, что на деле было не так уж и глупо, однако время для этого явно еще не пришло. Впрочем, прежние формы правления теперь имели примерно такое же значение, как и арианские споры. Проблема состояла в ином – как убедить в этом представителя Олбани.

Пока же в его распоряжении был целый час. Долю секунды он выбирал, чем ему следует заняться – новой системой рационирования или изучением возможностей установления порядка в Джерси. В этот момент к нему поступила сводка о снабжении водой Нью-Йорка.

В лаборатории царил полумрак. Призрачный голубоватый свет пульсировал, освещая катушки и бесстрастные шкалы приборов. Лицо Грюневальда, склонившегося над устройством, казалось мертвенно-бледным.

– Да, – пробормотал он, – похоже, мы не ошиблись. Он щелкнул главным переключателем, после чего свечение прекратилось. Грюневальд не отрывал глаз от крысы, мирно спавшей между катушками. Тончайшие проводки, отходившие от ее выбритого тела, соединялись с приборами, возле которых стояли Иохансон и Льюис. Льюис кивнул:

– Реакция нейронов стала другой, – Он коснулся регуляторов осциллоскопа. – Причем крутизна кривой именно такая, какую мы ожидали. Все верно. Вы генерировали ингибирующее поле.

Нужно было провести еще целый ряд испытаний и исследовать феномен более детально, но этим уже могли заняться и ассистенты. Основная проблема была решена.

Грюневальд осторожно извлек из устройства крысу и стал вынимать из ее тельца электроды.

– Бедный крысак, – хмыкнул он. – Не знаю, хорошо ли мы поступили по отношению к нему…

Коринф, все это время сидевший на стуле, тут же поднял на него глаза.

– На что ему этот самый интеллект? – не унимался Грюневальд. – Для того, чтобы осознать весь ужас той ситуации, в которой он оказался? А нам он зачем?

– Ты бы хотел вернуться назад? – поинтересовался. Коринф.

– Да. – Скуластое белое лицо Грюневальда приняло неожиданно резкое выражение. – Да, хотел бы. Быть слишком умным или слишком проницательным трудно… И вообще – наверное, это плохо.

– А может… – прошептал Коринф, – может, только на этих путях мы и сможем что-то обрести. Новая цивилизация – и не только технология, но и вся ее система ценностей, все ее мечты и надежды – будет строиться не одно поколение. Мы – дикари, мы еще не знаем самих себя, мы не знаем, какой должна быть наша жизнь. Понятно одно – наука это еще не жизнь.

– Нет, – вмешался в разговор Льюис. – Но ученые, как и все творческие люди, смогли сохранить здравость ума, это факт. У них есть цель жизни – нечто внешнее по отношению к ним, чему они готовы отдать самих себя. – Его лицо озарилось улыбкой. – И еще, Пит. Я, как старый сенсуалист, буквально очарован открывшимися возможностями. Конечно же, сейчас я не могу послушать музыку, но, в конце концов, есть и такие вещи как вино и хорошая кухня. Мое восприятие настолько обострилось, что я стал чувствовать немыслимые прежде нюансы.